Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов
Домой я вернулся унылым. Но вскоре решил, что вместо того, чтобы выучиться на художника, исполню другую свою мечту – стану пилотом. И записался на подготовку в военное училище. Родители меня поддержали. Один из моих двоюродных братьев, профессор, пытался меня отговорить, потому что считал, что мне лучше заниматься наукой, но теперь я видел себя только летчиком. Я подал заявление в Кременчугское авиационное училище на Украине. Конкуренция была жесткой. Но в сентябре 1953 года меня приняли в курсанты.
Событие это считалось такой большой честью, что на вокзале меня провожала не только вся семья, но и все одноклассники. Когда мама поняла, что у нее не хватает денег на билет, чтобы пройти на вокзальную платформу, мои приятели скинулись для нее, а сами дружно полезли туда же через ограду. Поезд тронулся, мама начала плакать, а я забрался в угол для багажа и тоже разрыдался оттого, что пришлось расстаться с семьей.
Следующие два года я учился летать на винтовых самолетах в Кременчуге. После этого меня перевели в Высшую летную школу в Чугуеве, тоже на Украине, где я обучался еще два года. Там я осваивал уже военные реактивные самолеты. Я гордился, что добился этого уже в 20 лет. Очень скоро меня назначили помощником командира в звании сержанта для нашей команды курсантов, и я начал осваивать премудрости командования и приучаться нести за все ответственность, будучи еще очень молодым.
Все это время я не переставал рисовать, когда выпадала свободная минута. И чем больше я об этом думал, тем удачнее мне виделся мой расклад: я мог быть пилотом и продолжать заниматься искусством, которое оставалось моим самым серьезным увлечением. Тем не менее я не мог стать и профессиональным художником, и летчиком-истребителем одновременно.
Ко времени, когда я получил офицерское звание, отец уже вышел на пенсию. Он подрабатывал, скашивая траву на военном аэродроме в Калининграде. Там отец часто оставался поболтать с пилотами, чтобы набраться у них всяких военных словечек и потом удивить меня их знанием. Когда я приезжал навестить родителей, он время от времени вставлял какие-нибудь фразы, одна из которых мне очень хорошо запомнилась.
– Не жди конца взлетно-посадочной полосы, чтобы начать тормозить, – улыбаясь, сказал мне отец. – И не откладывай любовь на потом.
Глава 2
Солдаты холодной войны
1956–1961
Лейтенант Дэвид Скотт
32- Я ДНЕВНАЯ ИСТРЕБИТЕЛЬНАЯ ЭСКАДРИЛЬЯ.
СУСТЕРБЕРГ, ГОЛЛАНДИЯ
В октябре 1956 года советские танки вторглись в Будапешт, и мы готовились к началу войны. Восхождение Никиты Хрущёва к вершине власти в Советском Союзе после смерти Сталина сулило изменения в Восточном политическом блоке. Но реакция Советов на внутреннюю смуту оказалась жесткой. Выступления венгерских рабочих с требованиями предоставить им больше свободы начали жестоко подавлять; за несколько недель погибло 3000 человек.
Поскольку наша эскадрилья была передовым фронтовым подразделением, ее привели в полную боевую готовность. Все самолеты могли подняться в воздух и вступить в бой за час. Четыре сменные машины находились в пятиминутной готовности, с пилотами, сидящими в кабинах в ожидании команды к взлету. Еще восемь держали в получасовой готовности, а остальные борта эскадрильи – в 45-минутной. Мы знали, что у русских гораздо больше самолетов: примерно четыре их машины на одну нашу. Пилоты у них тоже отлично подготовлены, так что у нас было не так много шансов выйти из боя победителями.
Нас обучали технике избегания плена и побега из него, чтобы не попасть в лапы врагу, если нас собьют. Однажды нас сбросили с парашютом в германский Шварцвальд. Нам поставили задачу не дать спецназу союзных сил поймать нас. Мы знали, что если нас возьмут в плен, то бросят в тюрьму и подвергнут допросам в корейском стиле. Нас заставят часами стоять перед ярким прожектором, всю ночь делать физические упражнения, будут лить на нас холодную воду, пытаться обвести вокруг пальца и вообще издеваться и унижать. Если специалистам по допросу удастся заставить кого-то из нас сболтнуть лишнее, его лишат летного свидетельства и отстранят от полетов. Из 50 человек, которые начали этот курс подготовки, лишь троим удалось пройти его, не попав в плен. К концу последнего дня испытания меня все-таки схватили, связали и кинули мордой в грязь.
Если бы началась война, нашей эскадрилье, скорее всего, пришлось бы биться в небе над Чехословакией. Поэтому нам раздали карты и деньги этой страны. К тому же нам должны были выдать личное оружие для самозащиты, если нас собьют. Но когда взорвалась обстановка в Венгрии, то все, чем мы располагали – это сигнальные ракетницы и малокалиберные пистолеты, чего категорически не хватало для ближнего боя. Пришлось действовать быстро, поэтому двое наших парней вскочили в самолет и помчались в Италию; там они на оружейном заводе Beretta накупили столько пистолетов, сколько уместилось в их самолет. Вернувшись, они разложили все оружие на длинном столе, и каждый из нас купил как минимум по три пистолета (да, нам пришлось покупать их за свои деньги) вместе с кобурой и патронами – так были раскуплены все восемь с половиной метров этого стола. В те времена у нас было не так уж много сложного снаряжения. Мы носили комбинезоны и высотно-компенсирующие костюмы плохо сочетаемых цветов, которые сидели на ногах как ковбойские чапсы[15]. Эти вещи достались нам по наследству со времен Второй мировой и Корейской войны. Пистолеты мы рассовывали куда попало, в том числе под мышки и в эти чапсы, не забывая о запасных патронах. После этого мы походили на персонажей голливудских фильмов, как будто выскочивших из комической сценки из жизни Дикого Запада.
Но нам было не до шуток: все было смертельно серьезно. Армия тоже находилась в повышенной боевой готовности и держала двигатели танков разогретыми. Надвигалась Третья мировая война. Мы действительно думали, что США встанут на защиту венгерских борцов за свободу, раз возникла такая группа людей, которые наконец-то захотели вырваться из коммунистического мира. Они были там, они сражались на улицах. Мы ждали, что Соединенные Штаты поддержат их так, как и обещали. Но этого не последовало.
Тогда я не мог понять, почему мы не ответили на прямую агрессию Советов. Это была уродливая глава холодной войны. Мы позволили, чтобы они расправились с венграми. По рангу я был в самом низу пирамиды субординации, чтобы представлять, что происходило за кулисами.
