Татьяна Сухотина-Толстая - Воспоминания

Но Михаил Александрович мужественно наливает свой чай на блюдце и прихлебывает его, откусывая от подозрительного куска сахара. Вид у сахара такой, как будто до него кто-нибудь им уже пользовался.

Помню, раз Агафья Михайловна предложила Михаилу Александровичу понюхать у нее табаку, и он, нисколько не смутившись, взял из ее берестовой табакерки щепотку, насыпал ее на большой ноготь левой руки и потянул носом. 5 февраля Агафья Михайловна бывала именинницей, и все мы помнили этот день и присылали ей поздравления.

Только раз как-то в Москве, увлекшись разными удовольствиями, мы забыли поздравить ее. А папа, живший в то время в Ясной, не успел кончить башмаки, которые он шил для нее. В письме к мама он пишет: «Дети таки забыли про именины Агафьи Михайловны. И мои башмаки ей не поспеют» 33.

Но не забыл этого дня Стахович. 5 февраля, по морозу, при сильной вьюге, пришел посланный с Козловой-Засеки и принес Агафье Михайловне телеграмму от Стаховича, поздравлявшего ее с ангелом.

«Вечером, пришла Агафья Михайловна и телеграмма ей. Она очень довольна», — пишет отец мама 5 февраля,1884 года34.

Агафья Михайловна сияла от радости и всем хвастала этой телеграммой. Когда она показала ее папа, он посмеялся и сказал:

— А не стыдно тебе, что человек по такой вьюге с этой телеграммой пёр от станции три с лишним версты?

Агафья Михайловна огорчилась и обиделась:

— Пёр-пёр… Вы говорите, пёр. Его андел нёс, а вы говорите, пёр… пёр. — И расходившаяся старуха долго не могла успокоиться.

Когда весной мы приехали в Ясную, первое, что рассказала нам Агафья Михайловна, было о том, что Стахович прислал ей телеграмму и что папа сказал, что посланный с нею «пёр» со станции…

— Пёр… Вам принесет депешу, так это не пёр. А мне, так пёр… Его андел нёс… — повторяла она. И она была права. Я думаю, что редко поздравительная телеграмма доставляла получившему ее столько радости, какую доставила эта, присланная на псарку, телеграмма.

Умерла Агафья Михайловна, когда никого из нас в Ясной Поляне не было. Умерла она спокойно, без ропота и страха.

Перед смертью она поручила передать всей нашей семье благодарность за нашу любовь.

Рассказывали, что когда ее понесли на погост, то все собаки с псарки с воем проводили ее далеко за деревню по дороге на кладбище. Скучнее стало в Ясной без Агафьи Михайловны.

XIII

Еще в Ясной Поляне жила с нами воспитавшая отца и его братьев и сестру тетенька Татьяна Александровна Ергольская со своей приживалкой Натальей Петровной и старой горничной Аксиньей Максимовной.

Родство Татьяны Александровны с нами было очень дальнее. Папа звал ее тетенькой «по привычке», как он пишет в своих «Первых воспоминаниях», «так как родство наше было так далеко, что я никогда не мог запомнить его, но она, по праву любви к нам, как Будда с раненым лебедем, заняла в нашем воспитании первое место. И мы чувствовали это.

И у меня бывали вспышки восторженно умиленной любви к ней, — пишет он дальше. — Помню, как раз на диване в гостиной, мне было лет пять, — я завалился за нее, она, лаская, тронула меня рукой. Я ухватил эту руку и стал целовать ее и плакать от умиленной любви к ней».

Я думаю, что до его женитьбы, у папа не было человека, которого бы он любил и уважал так, как он любил и уважал эту тихую, кроткую, благородную старушку.

«…Тетенька Татьяна Александровна, — пишет он дальше в своих воспоминаниях, — имела самое большое влияние на мою жизнь. Влияние это было, во-первых, в том, что еще в детстве она научила меня духовному наслаждению любви. Она не словами учила меня этому, а всем своим существом заражала меня любовью. Я видел, чувствовал, как хорошо ей было любить, и понял счастье любви. Это первое.

Второе то, что она научила меня прелести неторопливой, одинокой жизни».

Татьяна Александровна посвятила всю свою жизнь своим маленьким воспитанникам, вполне отказавшись от своего личного счастья.

«В ее бумагах, — пишет отец в „Первых воспоминаниях“, — в бисерном портфельчике, лежит следующая, написанная в 1836 году — шесть лет после смерти моей матери — записка:

„16 Aout 1836. Nicolas m'a fait aujourd'hui une etrange proposition — celle de l'epouser, de servir de mere a ses enfants et de ne jamais les quitter. J'ai refuse la premiere proposition, j'ai promis de remplir l'autre — tarit que je vivrai“.»[26]

«Так она записала, — пишет мой отец, — но никогда ни нам, никому не говорила об этом» 35.

С этих пор жизнь детей Толстых — стала ее жизнью.

Мне кажется, что особенно она любила моего отца.

Во всяком случае, она осталась жить у него, когда единственная сестра отца вышла замуж36, когда два брата его умерли37 и когда его брат Сергей переехал жить в доставшееся ему после раздела имение Пирогово. Оставшись без отца и без матери одиноким юношей, он отдал ей всю ту любовь, которую он имел бы к родителям. Он постоянно помнил, что в полупустом яснополянском доме живет человек, любящий его душу, боящийся за его страстную, увлекающуюся природу и с волнением ожидающий от него известий.

Думаю я, что не раз это сознание останавливало его в его страстных порывах.

Он пишет ей:

«Если я стараюсь быть лучше и т. д.» 38.

Когда бы отец ни уезжал, он всегда писал своей тетушке Татьяне Александровне и с нетерпением ждал писем от нее. Без них он жить не мог, и если долго их не получал, то беспокоился, огорчался и упрекал ее за то, что она не пишет ему.

«Ваши письма доставляют мне не удовольствие, — пишет он к ней в 1855 году из Симферополя, как всегда по-французски, — они для меня величайшее благо, я становлюсь совсем другим, становлюсь лучше, когда получаю одно из Ваших писем, которые перечитываю раз 100; я так счастлив, получив их, что мне не сидится на месте, мне хочется прочесть их всем; и если я перед тем дал увлечь себя чем-нибудь дурным — я останавливаюсь и снова строю планы — как бы стать лучше» 39.

Она же натолкнула моего отца на писательскую деятельность, двадцатитрехлетним юношей он пишет ей из Тифлиса; как всегда по-французски:

«Помните, дорогая тетенька, совет, который Вы мне раз дали, — писать романы.

Так вот, я следую Вашему совету, и занятия, о которых я Вам писал, состоят в литературе. Я еще не знаю — появится ли когда-нибудь в свет то, что я пишу, но эта работа меня занимает, и в ней я уже слишком далеко зашел, чтобы ее оставить» 40.

То, что он тогда писал, было — «История моего детства», появившаяся в сентябре 1852 года в журнале «Современник» 41.

В 1852 году он пишет ей со станции Моздок, «на полдороге к Тифлису», как он ставит в заголовке своего письма, о своих мечтах будущего счастья по возвращении с Кавказа, когда он будет жить опять в Ясной Поляне с Татьяной Александровной, а может быть, и женится, и Татьяна Александровна будет жить с ним и его семьей и все будут любить друг друга.