Дуэль без правил. Две стороны невидимого фронта - Лесли Гровс
Все это произошло через несколько недель после окончания заседаний Комиссии Дьюи. В конце июня ситуация стала такой, что близкие к Троцкому люди начали испытывать беспокойство. Наталья страдала. Что касается Диего, то он понятия не имел, что происходит. Поскольку он был болезненно ревнив, малейшее подозрение вызвало бы взрыв. Разразился бы скандал с серьезными политическими последствиями. Ян Френкель, насколько я помню, отважился поговорить с Троцким об опасностях, присущих сложившейся ситуации.
В начале июля, чтобы ослабить напряжение, которое нарастало между ними, Троцкий и Наталья решили некоторое время пожить порознь. 7 июля Троцкий переехал жить в гасиенду землевладельца Ландеро, который был знаком с Антонио Идальго и Диего. Его гасиенда находилась недалеко от Сан-Мигель-Реджа, примерно в девяноста милях к северо-востоку от Мехико, за Пачукой, где Троцкий мог ловить рыбу и кататься верхом. Его сопровождали Хесус Касас, лейтенант полиции, возглавлявший небольшой гарнизон, расквартированный на Авенида Лондрес, и Сиксто, один из двух шоферов Диего Риверы. Наталья осталась в Койоакане.
11 июля Фрида отправилась на встречу с Троцким на гасиенду. Я склонен полагать, что именно в конце этого визита Троцкий и Фрида решили положить конец своим любовным отношениям. До тех пор они позволяли себе скользить по скользкому пути флирта. Теперь, ввиду сложившихся обстоятельств, для них было невозможно идти дальше, не взяв на себя полную ответственность. Ставки были слишком высоки. Оба партнера отступили назад. Фрида все еще была очень привязана к Диего, а Троцкий — к Наталье. Более того, последствия скандала были бы серьезными и далеко идущими.
Наталья, узнавшая о поездке Фриды на гасиенду, написала Троцкому письмо с просьбой объяснить. Троцкий, который только что сделал то, что считал своим долгом, порвав с Фридой, ответил Наталье, что ее вопросы были “глупыми, жалкими, корыстными”. Но он также назвал ее “своей жертвой” и заявил, что проливает слезы “от жалости, раскаяния и… мучений”. Так началась серия писем, которыми обменивались Троцкий и Наталья в течение трех недель их разлуки.
Порвав с Фридой, Троцкий почувствовал, что вся его нежность к Наталье возвращается, и письма, которые он тогда писал, являются доказательством его привязанности к ней. Но они также раскрывают, в контрапункте, более мрачный мотив, связанный с “мучением”. Используя знакомый психологический механизм, Троцкий, чтобы уменьшить свое чувство вины перед Натальей, начал упрекать ее в предполагаемой неверности. Возможно, он считал, что лучшая защита — это нападение.
Сначала эта тема была затронута довольно нерешительно: “Я пишу вам это со стыдом, с ненавистью к самому себе. Затем тон стал более резким. Троцкий задавал Наталье вопросы о ее отношениях с молодым помощником, с которым она работала в Народном комиссариате просвещения в самом начале большевистского правительства, то есть двадцатью годами ранее. Тогда помощник влюбился в Наталью, но она никак не отреагировала на его ухаживания. Самый сильный взрыв произошел не в письме, а по телефону, когда 21 июля Троцкий позвонил Наталье из Пачуки, чтобы дать волю своей ревности. Он кричал по-русски по неисправному мексиканскому телефону, ругая ее за фиктивную неверность, совершенную два десятилетия назад. Наталья была физически потрясена. “Мой маленький Леон мне не доверяет. Он потерял ко мне доверие… Это все твое самолюбие”, — написала она Троцкому сразу после звонка. После своей вспышки гнева по телефону Троцкий почувствовал облегчение и написал Наталье: “Я думаю, что успокоился. В любом случае, я могу подождать, пока мы снова не встретимся.
Этот приступ ревности, по-видимому, не был единичным случаем. Сам Троцкий говорит в своих письмах о “рецидиве”, и он, казалось, рассматривал свои “мучения” как своего рода лихорадку, приступы которой будут периодически повторяться. Когда он впервые встретил Наталью в Париже в 1903 году, у нее был любовник, и она испытывала некоторые колебания перед тем, чтобы уйти от него. После смерти Троцкого она призналась подруге: “Он так и не простил меня. Это всегда всплывало снова и снова”.
В эти июльские недели 1937 года Наталья непреднамеренно нанесла серьезный удар Троцкому. 18 июля она написала ему: “Каждый в глубине души ужасно одинок”. Это замечание, как она сама отметила, было довольно банальным, но Троцкий был потрясен им. Он написал ей: “Это предложение стало ударом ножа в мое сердце”. Есть две возможные причины его реакции, одна конкретная, а другая общая. Во-первых, это предложение выдавало чувство изоляции со стороны Натальи. Во-вторых, это нарушало концепцию Троцкого о человеке-коммунисте.
Наконец, письма, которыми обменивались Троцкий и Наталья, показывают, что в разгар их эмоциональных мучений вспыхнуло сексуальное желание. 19 июля Троцкий доложил Наталье о состоянии своего пениса, используя популярное русское слово, и самым грубым языком описал подробности сексуальной игры, в которую он мечтал вступить с ней.
Троцкий вернулся в Койоакан 26 или 27 июля. 17 июля я лег во французскую больницу в Мехико с приступом аппендицита, так что, вероятно, меня не было дома на Авенида Лондрес, когда Троцкий вернулся, или, если и был, я был прикован к своей постели. Жизнь в доме вошла в привычное русло. Для стороннего наблюдателя отношения между этими четырьмя людьми — Троцким, Натальей, Диего и Фридой — были отмечены лишь незначительными изменениями. Между Троцким и Фридой установилась дистанция; слово “любовь” больше не звучало. Пожалуй, наиболее заметной разницей было отношение Натальи к Фриде, которое чередовалось между периодами холодности и внезапными проявлениями привязанности. Троцкий попросил Фриду вернуть ему письма, которые он написал ей, объяснив: “Они могут попасть в руки ГПУ”. Она вернула их ему, и он, по-видимому, уничтожил их. Именно в это время Фрида рассказала мне о том, что произошло.
Любовная связь Троцкого с Фридой была, я уверен, первым приключением такого рода, в которое он ввязался с тех пор, как покинул Россию. В Турции, Франции и Норвегии обстоятельства не позволяли таких увлечений.
