Оставаясь в меньшинстве - Леонид Борисович Невзлин
Глава 4.
Мы — образцовая советская семья
Иногда мне кажется, что я родился в примерной советской семье.
Папа — инженер, мама — учительница. Заботливые родители, прекрасные честные люди. Работящие, непьющие. Примерная советская ячейка общества. Я специально выбрал прилагательное «советский», поскольку несмотря на то, что оба родителя были евреями, по самовосприятию они были прежде всего советскими людьми.
Они принадлежат к тому первому поколению советских людей, которые родились в 1920-1930-х годах, войну пережили подростками или молодыми людьми, получили воспитание в советской школе, а профессии обучались в советских институтах.
Если их родители, то есть мои бабушки и дедушки, в детстве и юности жили за чертой оседлости и говорили на идиш, то мой папа родился в Ленинграде, мама — в Чите, а выросла в Москве. Идиш они не знали. Бабушки и дедушки учились в хедере и росли в атмосфере еврейских местечек У мамы с папой ни о каком еврейском образовании и речи быть не могло, а еврейская атмосфера царила только за семейным столом, и то лишь отчасти. Ведь именно в годы молодости этого поколения советская власть завершила процесс декультуризации евреев, закрыв последние еврейские театры, газеты и книжные издательства.
Для моих дедов отказ от затхлой местечковой жизни, от традиций, казавшихся им устаревшими, был во многом осознанным выбором. Они пришли в большие города, чтобы находиться в гуще событий, строить новую жизнь, о которой каждый день писали в газетах. Мои родители, то есть их дети, родились уже в этой новой жизни. И не могли сравнивать ее с той, что была при царском режиме, потому что никакой другой не знали.
Тем более что их родителям, родившимся до революции и бывшим какое-то время современниками последнего российского царя Николая Второго, достаточно рано объяснили: до революции все было плохо, и вспоминать о том периоде не надо. Потому мои родители практически не слышали ностальгических рассказов про жизнь в белорусских местечках.
Да и вообще в Советском Союзе прошлое было непредсказуемым. Мнения об исторических событиях и персонах менялись в зависимости от партийной линии на данном этапе. Так, если в начале 30-х годов деду Иосифу в военном училище для политработников объясняли, что генералиссимус Суворов был реакционный царский генерал и подавитель восстания Пугачева, то во время Великой Отечественной войны был учрежден орден Суворова, которым за особые заслуги награждали командиров Красной армии.
Тогда все понимали, что прошлое лучше не ворошить, а поисками семейных корней интересовались не сами граждане, а соответствующие органы.
* * *
Моя мама Ирина Марковна Лейкина родилась в апреле 1938-го. А 22 июня 1941 года немцы напали на СССР. Через месяц начали бомбить Москву. Вой сирен, взрывы, панические крики, торопливый бег с пятого этажа в бомбоубежище во дворе стали первыми мамиными воспоминаниями. Дед Моня тогда решил, что оставаться в столице слишком опасно, и отослал всю семью к родственникам жены в город Горький на Волге (сейчас это Нижний Новгород). Но вскоре под бомбежками оказался и Горький. Мама вспоминала, что там не было бомбоубежищ — лишь так называемые «щели»: узкие окопы, выкопанные в земле. Вот в эти самые щели они и прятались. Вскоре, спасаясь от бомбежек, все семейство, к которому присоединилась и двоюродная сестра деда Рива со своим сыном, отправилось на пароходе в Уфу. Там поселились в бараке недалеко от реки Белой. В одной комнате разместились и моя мама, и ее мама, и мамины дедушка с бабушкой.
Вскоре с фронта стали приходить извещения. Извещения о смерти братьев моей бабушки Жени. Их было трое, и все они погибли. До сих пор мама помнит рыдания бабы Жени и бабушки Златы. Звали их Яша, Хоня и Лева Коганы. Мы никогда не узнаем, где они похоронены. Мне больно думать, что их имена останутся только в книгах, описывающих историю моей семьи.
В 1943 году семья деда Марка вернулась в Москву, в комнату в коммунальной квартире на Госпитальном Валу. В 1946-м мама поступила в школу, которую окончила в 1956 году. Любимым ее предметом была литература, поэтому сразу после школы она поступила на филологический факультет Московского областного педагогического института, который окончила по специальности «учитель русского языка и литературы».
Русский язык и литература всегда были одними из самых важных предметов в советской школе. Русскую литературу преподавали с пятого (начиная с 1969 года с четвертого) по десятый, выпускной класс. В школе изучали произведения писателей, написанные до 1917 года, то есть до Октябрьской революции, — это называлось «русской литературой». А также произведения, написанные после революции, — это была «советская литература».
На стене одной из школ, где преподавала мама, красовались барельефы великих русских и советских писателей — Александра Пушкина, Льва Толстого, Максима Горького, Владимира Маяковского… Именно писателей, а не ученых или полководцев. Вот как высоко ценились писатели в Советском Союзе!
Другим доказательством особой роли литературы в СССР было то, что при поступлении в университеты и институты, независимо от их специализации, все абитуриенты были обязаны написать сочинение — некий текст, своего рода эссе, размышления о литературном произведении. При этом проверялась не только грамотность автора сочинения, но и его гражданская позиция.
Советская школа должна была не только давать детям образование, но и воспитывать их образцовыми советскими людьми. А что такое советский человек? Многое здесь можно написать, но, наверное, сейчас я бы дал следующее определение: советский человек — это тот, который любит советское государство; верит ему больше, чем кому бы то ни было, даже своим родителям; который за свою Родину, то есть СССР, готов не задумываясь отдать жизнь.
На эту тему было написано много книг, которые мы разбирали в школе. С детства нас учили тому, что государство и коммунистическая идея важнее всего на свете, даже родителей. Кажется, в третьем классе я услышал историю про пионера Павлика Морозова, который донес на своего отца в НКВД, за что его убили кулаки. Этого мученика Павлика приводили в пример всем советским школьникам, учили брать с него пример, называли героем — ведь он защищал интересы государства, которые для