Над планетой людей [Алексей Леонов] - Михаил Фёдорович Ребров
Летал Алексей с упоением. Каждый полет, будь он прост или сложен, приносил новые впечатления, радостное ощущение высоты и скорости, удовлетворение тем, что занимаешься любимым делом. Серебристой молнией проносилась стреловидная реактивная машина. Мгновение — и она меняла положение в воздухе, скользила в облака, стремительно набирала высоту — и снова вниз. Липкий пот выступал под комбинезоном. Сердце отстукивало часто и гулко. Перегрузка тяжелой ношей ложилась на плечи, кисти рук, оттягивала лицо…
Нелегко с несущейся на огромной скорости машины, введенной руками летчика в сложнейшую фигуру высшего пилотажа, с первого захода поразить цель и не дать атаковать себя. Тут надобно не только умение, но и особое чутье. То самое, что определяется у летчиков одним понятием: «мастерство».
Разное случалось в таких полетах. Бывало и так, что только умение собрать нервы в кулак, трезвый расчет и хладнокровная неторопливость спасали положение. В такие минуты не было страха, жалости к себе — сложная ситуация в воздухе будто превращала его в одно целое с самолетом, и он жадно впитывал показания приборов, каждое движение стрелок, заставляя непослушную машину подчиниться своей воле.
А разве можно забыть тот день, когда его вызвали к командиру полка и когда состоялся тот самый первый разговор о космосе!..
В кабинете было двое: полковник и незнакомый врач. Короткие вопросы, короткие ответы:
— Вы только что с полетов?
— Так точно!
— Как полетали?
— Вроде ничего.
— А необычные полеты бывали?
— Как смотреть… Каждый полет по-своему необычен. Для меня лично, — уточняет Леонов и снова молчит.
— Почему для вас?
— Я молодой летчик, мне все интересно.
— А как здоровье?
— Не жалуюсь.
— Хотели бы попробовать свои силы на новой технике?
— Хотел бы. Это по моему характеру.
— Какой же у вас характер?
Молчит. А что, собственно, сказать? Характер как характер. В чем-то, наверное, хороший, в чем-то и нет. Так он и сам считает.
— Ладно, вернемся к полетам. — Врач смотрел на него испытующе. Глаза внимательные, острые. — А если в космос придется полететь?
— В космос? — Алексей не понял, сколь серьезен вопрос. — Можно и в космос.
Потом был вызов из Москвы, отборочная комиссия, долгие и однообразные дни в госпитале. Потом был Звездный и длинная вереница дней.
…Пришел наконец и его черед. И вот — последняя ночь перед стартом.
Поздним вечером в домик к космонавтам пришел технический руководитель полета академик Королев.
Сергей Павлович неторопливо снял темно-синее пальто, в котором всегда ездил на космодром, повесил на вешалку шапку-ушанку и тяжело сел. Видно было, что ученый очень устал. Только карие глаза его, как всегда, поблескивали.
— Ну как настроение, орелики? — : произнес он свою любимую фразу.
— Отличное, — четко, по-военному ответил Павел Беляев.
— А если просто, по-человечески? — переспросил академик. Ему, кажется, не понравился слишком официальный ответ.
— Все нормально, Сергей Павлович, — поддержал я Павла Ивановича. — Вот карандаши цветные подготовил. Готовлюсь порисовать. Айвазовский был маринистом, а я хочу стать… косминистом.
На шутку Сергей Павлович улыбнулся и, чуть склонив голову, цепко взглянул вначале на меня, потом на Павла. Мы поняли: предстоит деловой разговор.
— Подготовка к старту проходит нормально… Полет и сам эксперимент по выходу сложны. От вас требуем четкого выполнения программы… — Сергей Павлович добавил: — Вам самим следует учитывать все обстоятельства и принимать разумные решения. Всего на земле предусмотреть невозможно. Повторяю, мы об этом не раз с вами говорили во время тренировок — надо действовать по обстоятельствам. Земля, конечно, останется вашим советчиком. Но на корабле и ваша жизнь, и судьба эксперимента в ваших руках… Если заметите неполадки, все может быть, не лезьте на рожон. Вы меня поняли?.. Не нужны рекорды, нужен серьезный научный эксперимент. Вы понимаете, как много мы ждем от него. То, что мы проведем завтра, откроет целое направление в космических исследованиях. Ложитесь спать, орелики, завтра у вас сложная работа…
Над планетой людей
18 марта 1965 года.
Утро этого дня началось на Байконуре с привычных ритуалов. Перед отъездом из гостиницы «Космонавт» присели. Беляев улыбался одними кончиками губ, ясные глаза его излучали спокойствие.
— Чего это все уселись? — буркнул шутливо. — Сидеть положено только нам с Лешей.
— Вы еще насидитесь во время предстартовой подготовки, — отпарировал кто-то, — а нам стоять на морозе более двух часов.
Когда на них надевали скафандры, Павел Иванович заметил:
— А знаешь, Леша…
Алексей поднял голову. Он знал эту привычку командира начинать с вопроса, а после паузы отвечать самому.
— Слушаю, Паша.
— Вот так неторопливо мой отец в тайгу на охоту собирался. Каждую портянку по полчаса наматывал…
Алексей в который раз подумал: «Удивительный человек. В любой ситуации не утрачивает дар спокойной рассудительности всегда и во всем».
Леонов неуклюже поднялся со стула, пошаркал ногами, попробовал развести руки в стороны. Скафандр сковывал движения, но поддавался.
— Я, кажется, готов, командир.
Полета метров бетонки легли между автобусом, который привез их на стартовую площадку, и ракетой. Перед посадкой в лифт Королев повторил сказанное накануне:
— Дорогие мои орелики! Науке нужен серьезный эксперимент. Если в космосе случатся неполадки, принимайте разумные решения…
И в самый последний момент Главный, обращаясь к Леонову, добавил:
— Ты там особенно не мудри, только выйди и войди. Попутного тебе солнечного ветра!..
Беляев и Леонов поднялись к кораблю, заняли свои рабочие места.
Плотно захлопнулся герметический люк корабля. Они остались одни. Осмотрелись. Все знакомо.
Королев говорил им на одной из первых встреч: если космонавт чувствует перед полетом в космос, что идет на подвиг, значит, он не готов к полету.
«К чему же я сейчас стремлюсь? — подумал Алексей. — Чего хочу? Такое же чувство, как тогда, в школе, когда готовился включить свой прибор, демонстрирующий эффект электролиза… Или когда сел в кабину самолета и ждал разрешения на самостоятельный полет. Похожее было при первом знакомстве с «Востоком»… Но сейчас это чувство во много крат сильнее. Ничего, справимся…»
— «Алмазы», проверьте заставки и наддув, — включилась «Заря». И через секунду: — Как там у вас, как самочувствие?
— Прекрасное! — ответил Беляев. — Я «Алмаз-один», повторяю: самочувствие прекрасное.
Врачи внимательно следили за показаниями телеметрии, наблюдали за пульсом, частотой дыхания, давлением крови. Было много вопросов по ходу подготовительной работы. Кто-то шутил, подключаясь к борту, кто-то предлагал включить музыку. Потом все смолкло. Пропали голоса, раздалась первая команда.
Стрелки часов подползали к «нулю». Сейчас! Алексей поудобнее улегся в кресле.
Пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь… Оставалась секунда.
Страшно
