Карла дель Понте - Охота. Я и военные преступники

В конце августа или начале сентября мне позвонил Джон Рэлстон, глава следственного департамента международного трибунала по бывшей Югославии, и сообщил, что в Берн из Гааги приедут два члена трибунала для обсуждения важного вопроса. День спустя я встретилась со Стивом Аптоном, руководителем бригады следователей, и Брендой Холлис, американским обвинителем. Они сказали, что с ними только что через посредников связался Радован Караджич, который пребывает в бегах уже лет пять, и выразил желание явиться с повинной. Однако по непонятной мне причине он не желал тут же отправляться в Гаагу. Вместе этого он хотел, чтобы его отправили в Швейцарию, посадили под арест, а затем перевели в Гаагу под охраной, организованной швейцарскими властями. Караджич также передал, что готов заплатить большую сумму в немецких марках за свою безопасность. Это говорило о том, что он кого-то боится. Возможно, Слободана Милошевича, который уже давно не хочет отвечать за таких, как Караджич. Я ответила согласием: ведь я все еще была генеральным прокурором Швейцарии и имела право выписать ордер на его арест. Мне было не трудно организовать его перевод в Нидерланды, а приехать в Гаагу и привезти с собой Караджича стало бы настоящим триумфом.

Но в жизни не все происходит так гладко. Нам сообщили, что в последнюю минуту жена Караджича воспротивилась такому сценарию. С другой стороны, вся эта история могла быть просто розыгрышем со стороны Караджича или его сторонников, которые ненавидели Международный трибунал по бывшей Югославии. В любом случае, это был мой первый опыт в преследовании военных преступников. Задача более сложная, разочаровывающая и душераздирающая, чем любое дело против мафии, но и столь же захватывающая, как гонки по долине Маджа в Родстере. Верх опущен, волосы развеваются на ветру. Я с самого начала знала, чьими примерами буду руководствоваться. Наивно? Возможно. Банально? Конечно. Но честно.

Глава 2

Борьба с военными преступлениями в Югославии

Восемь лет жизни я в основном провела в надежно укрепленных апартаментах. Высокие окна выходили на мощеную булыжником улочку в центре Гааги, крупного административного центра Нидерландов. Этот город, где часто проходят профессиональные и академические конференции юристов, по праву называется «Мировой столицей международного правосудия». В Гааге располагаются три международные юридические организации: Международный трибунал по бывшей Югославии, где я и работала; главный юридический орган ООН — Международный суд, созданный после Второй мировой войны для разрешения споров между суверенными государствами; и Международный уголовный суд — трибунал, основанный в 2002 году с целью преследования тех, кто виновен в геноциде, преступлениях против человечности и военных преступлениях.

Даже для юристов, которые чувствуют себя неплохо в любых условиях, Гаага — райский уголок. Однако порой меня раздражала местная склонность к порядку. Но хотя тучи и омрачали здесь самые солнечные дни, а рестораны были способны испортить самое хорошее настроение, дождь быстро заканчивался, и воздух начинал благоухать. Ветер с Северного моря иногда портил мои лучшие удары на поле для гольфа, но гораздо чаще помогал мне играть. Из окна своего кабинета я наблюдала за тем, как солнце, подобно яркому факелу, освещает набухшие дождем тучи. Небо озарялось ярким белым, пурпурным и оранжевым светом, более прекрасным, чем на любой картине Вермеера. Я узнала, что в церкви, расположенной в центре города, покоятся останки великого философа Баруха Спинозы, который превыше всего ценил здравый смысл и скептицизм. Именно Спиноза дал определение силе, стоящей за многими военными преступлениями: манипуляция группами фанатиков и их эксплуатация со стороны лидеров, использующих зависть, стереотипы и предубеждения людей — и все это для того, чтобы захватить власть и обогатиться.

Холодный ветер с Северного моря обдувал высокие стены из красного кирпича — стены тюрьмы Схевенинген, где содержались те, кто превратил страхи народов Югославии в безумие, которое привело к гибели десятков тысяч человек и разрушило жизни миллионов. Если бы заключенные блока, отведенного для военных преступников из бывшей Югославии, через зарешеченные окна своих камер могли посмотреть на север, они увидели бы, как ветер треплет высокие травы и кустарники на песчаных дюнах, которые тянутся на сотни миль во все стороны. Эти пески напоминают мне о том, что на протяжении всей истории человечество преследуют одни и те же пороки. Прямо на краю дюн, возле ближайшего к моему дому поля для гольфа и здания, где Спиноза писал свои трактаты о Боге и человеке, археологи обнаружили развалины средневековой деревни. Этих людей убили безжалостные викинги. В нескольких минутах ходьбы от ворот тюрьмы Схевенинген эсэсовцы и голландские коллаборационисты расстреливали евреев и тех, кого считали предателями и «недочеловеками». Если перейти улицу Ван Алкемаде, виден деревянный дом с высокой щипцовой крышей. Когда-то здесь находилось железнодорожное депо Виттебруг. На платформы этого депо эсэсовцы пригоняли еврейские семьи, грузили их в вагоны и отправляли в концентрационные лагеря. Всем этим людям было суждено превратиться в пепел где-нибудь в Аушвице… Мы с моими телохранителями иногда катались на велосипедах по заброшенной полосе отвода железной дороги.

Когда я впервые приехала в штаб-квартиру Международного трибунала, расположенную в нескольких километрах от тюрьмы, дождь шел, не переставая. Это здание можно назвать шедевром посредственности: замысел архитекторов был полностью искажен требованиями руководителей голландской страховой компании. Кирпич был цвета мокрого песка. По периметру здания проходила высокая металлическая ограда. Воздух внутри здания был сухим и имел неприятный запах. Судя по всему, здесь неплохо чувствовали себя самые разнообразные бактерии: окна были надежно запечатаны, а вентиляционная система практически не работала. Я сумела взломать окна своего кабинета, чтобы вдохнуть свежего воздуха и выкурить пару сигарет «Мальборо», не отравляя никотиновым дымом других сотрудников. Однажды я выступила на общем собрании персонала и посоветовала всем сделать то же самое.

В Роттердам я приехала 15 сентября 1999 года, проведя ночь накануне отъезда в своем кабинете в Берне. Во время перелета я размышляла о войнах в Югославии, геноциде в Руанде, неоднозначных натовских бомбардировках Сербии, о которых мне теперь приходилось думать постоянно. Все эти события были для меня чисто абстрактными. В моей памяти всплывали обрывки выпусков новостей, но постепенно они обретали жизнь и превращались в материал обвинения. В течение нескольких недель я анализировала отчеты о современной политической ситуации, изучала состояние дел в судах и ход расследований в обоих трибуналах, знакомилась с работой и интригами собственного офиса и с по-византийски изощренными правилами работы бюрократии ООН. Я с головой ушла в изучение истории Югославии и Руанды, потому что без этого не могла понять мотивов военных преступлений и социальной обстановки, в которой они совершались. Каждую ночь я обкладывалась книгами о конфликтах в Югославии и отчетами правозащитных организаций о геноциде в Руанде. Югославия была мне ближе, и первой привлекла мое внимание. Но и геноцид в Руанде глубоко тронул мое сердце. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы в этой стране наконец-то восторжествовала справедливость, и свершилось правосудие.