Фаина Раневская - «Моя единственная любовь». Главная тайна великой актрисы
И разговора о следующей встрече тоже не велось. Я его просто не интересовала, ну разве только как комедийная актриса.
Я уже не полыхала душной краснотой от одного звука его голоса или взгляда внимательных глаз, у меня не садился голос и не дрожали руки. Но не думать об Андрее я не могла. Он одинок, но я совсем не в его вкусе.
Я решила, что даже хорошо, что следующей встречи может не случиться.
Дома не удержалась и рассказала Павле Леонтьевне об отзывах Андрея о ее игре. И о своей тоже.
– Так вот кто иногда присылает такие букеты. Вот в кого ты влюбилась.
Я?! Влюбилась?! Мне казалось, что это никому не видно. Но если даже Павла Леонтьевна, никогда не видевшая Андрея, все поняла, то как же Маша, Матвей и сам Андрей? Я чуть не расплакалась, было обидно за свою такую нелепую влюбленность. Вот во всем я так – что ни сделаю, все невпопад, влюбилась, и то в человека, которого практически не интересую и который мне совсем не пара.
Ветер стылые листья несет по бульвару.Лето осени вдруг уступило свой срок.Для любви своей выбрала вовсе не пару —Это тоже, судьба, твой жестокий урок.
Но ведь я ни о чем не мечтаю,Ничего и не жду от него.Лишь одно я наверное знаю:Что любить я могу хоть кого!
Твердо решив, что имею право любить, кого пожелаю, хоть императора Наполеона, хоть противного К., от которого вечно пахнет то чесноком, то гнилыми зубами, а уж Андрея тем более, я клятвенно заверила себя, что больше с ним не встречусь! Ни за что! Никакие Машины приглашения меня не соблазнят! И в зал смотреть тоже не буду, чтобы ненароком не встретиться взглядом, когда он придет на спектакль с Павлой Леонтьевной в главной роли! Буду просто как кремень!
Что было бы, сдержи я свое слово?
К счастью (или несчастью?), я совершенно не умею держать данные клятвы.
Но как, скажи, можно вытерпеть, если знаешь, что тот, кто снится, от одного воспоминания о ком кружится голова, совсем рядом?
Я молила только об одном – не выглядеть влюбленной дурой. И очень старалась не быть таковой.
Ира вынесла свой категорический подростковый вердикт: Фаня влюбилась в буржуя и сама такой стала.
Чем это плохо, я не поняла, но в самом слове «влюбилась» звучало столько насмешливого презрения, что объяснять отношение Иры к моим чувствам не было необходимости. Однако отказываться от каких-то деликатесов (а ими тогда было все, кроме грубого хлеба), принесенных от буржуев, она и не думала, только пожимала плечами:
– Если у них есть, пусть делятся.
Чертова политика и ее последствия для любви. А также об эмансипации и папиросах для дам
Я влюбилась с первого взгляда, в Андрея трудно не влюбиться. Но полюбила его постепенно.
Странное сочетание, да? Попытаюсь объяснить.
Ниночка, помнишь, я говорила, что от влюбленности до любви так же далеко, как от меня до Комиссаржевской? Ты тогда еще долго смеялась из-за нелепости сравнения. Сравнение, может, и нелепое, зато верное.
Из меня могла получиться Комиссаржевская, а могла не получиться. Так и из влюбленности может вырасти любовь, а может сойти на нет.
Сначала мне безумно понравился сам Андрей, как я, столь экзальтированная и ненормальная девушка двадцати четырех лет, умудрилась не наделать глупостей, не понимаю. Скорее всего, это его заслуга, Андрей держал меня на расстоянии вытянутой руки от себя, пока не понял, что я уже не столь опасна.
Потом у меня была роль Маши в «Трех сестрах», и я упивалась своим страданием.
А потом вдруг поняла, что все время вижу его лицо, глаза, слышу голос, всех вокруг с ним сравниваю. Нет, конечно, не всех, только лучших. Как можно сравнивать с Андреем, например, К., если тот даже не круглый дурак, а продолговатый? Но, завидев стройную, подтянутую фигуру военного, фыркала: а у Андрея все равно лучше! Это «все равно лучше», словно детское заклинание, не отпускало. Если что-то оказывалось «не лучше», я мысленно объявляла его неважным.
Я подсчитала, сколько раз мы встречались с Андреем.
Получилось девять.
Девять раз. С тех пор прошло двадцать восемь лет, но я каждый тот день помню поминутно, каждую фразу смогла бы повторить, даже будучи разбуженной посреди ночи, каждый взгляд, поворот головы, смех, нахмуренные брови – все помню, словно это было сегодня.
Пройдет еще двадцать восемь лет, два раза по двадцать восемь, три раза… сколько бы я ни прожила, всегда буду это помнить. Кто-то из великих французов сказал, что настоящая любовь встречается только раз в жизни у одного из миллиона живущих на Земле. Про миллион не знаю, но что однажды, подтверждаю. Любить дважды невозможно, разве может встретиться второй Андрей?
Ниночка, я не буду описывать его, если ты была по уши влюблена, то знаешь, что ничто не важно, когда он рядом. Красив? Да, конечно, но бывают и красивей. Умен? Бывают умней. Обаятелен, блестящий офицер, смел (награды-то боевые), честен, принципиален… Могу перечислять еще долго. Да, все не в высшей степени, иначе получился бы идеал, а влюбиться в идеал невозможно. Это все равно, что втюриться в атлантов Зимнего дворца в Петербурге или Александра Македонского заочно по фреске.
Есть ли недостатки? Конечно. Немного сноб, иногда резок, не всегда сдержан, любит командовать, любит, чтобы было по его воле, не терпит возражений… Пожалуй, еще слишком большой аккуратист (есть люди, у которых руки никогда не пачкаются, волосы не растрепываются, подметки не стаптываются, а пыль на обувь просто не садится – Андрей из таких) и педант.
Но когда все вместе – получается Андрей, и этим все сказано.
Я прощала резкость и снобизм, готова подчиниться и даже не возражать (это я-то!). Но у меня не получалось, никак не получалось.
Ты меня знаешь, лучший способ заставить не согласиться – это потребовать согласия.
Андрей не требовал, но я все равно возражала. Стоило оказаться с ним рядом, как во мне просыпался дух противоречия. Уже с третьей встречи, придя к выводу, что надеяться не на что, я почти стала сама собой, то есть превратилась в настоящую язву, сыплющую замечаниями по поводу и без него. Сущее наказание, как меня иногда называла добрейшая Павла Леонтьевна.
Кстати, фраза «Красота – страшная сила» из фильма «Весна», ставшая расхожей, родилась именно тогда. Я стояла перед большим зеркалом в прихожей на Екатерининской и скептически разглядывала свое отражение. Оно не радовало. Высокая тощая фигура (да, я была тощей от недоедания!), крупный еврейский нос, волосы с рыжиной, глаза, конечно, большие и выразительные, но должно же быть у женщины что-то, кроме глаз! Лично я ничего другого не видела.
Была у меня такая привычка – когда никто не видит, кривляться. Конечно, с возрастом корчить рожи или показывать язык перестала, но вот те самые кокетливые ужимки, которые есть у Маргариты Львовны в «Весне», имели место быть и в Машиной прихожей.
