Дыбенко - Иван Матвеевич Жигалов
Поиски увенчались успехом: встретился с Иваном Сладковым. И хотя встреча по условиям конспирации была короткой, однако обо всем нужном успели переговорить. На вопрос Сладкова:
— В чем нуждаетесь сейчас больше всего? — Дыбенко ответил:
— Пожалуй, сейчас для работы нужнее всего прокламации на текущие политические темы.
— Этим мы обеспечим. Для посылки в Гельсингфорс уже подготовили пятьсот прокламаций Петербургского комитета РСДРП.
Договорились, как в дальнейшем поддерживать связь… «Император Павел I» вернулся в Гельсингфорс.
Кончился день 19 октября 1915 года. На «Павле I» еще не все успели закончить ужин, вдруг разнеслась тревожная весть: «На «Гангуте» бунт!»
«Что это? — встревожился Дыбенко. — Ведь Володя Полухин вчера говорил, что у них «как у всех». Значит, восстание вспыхнуло внезапно. Что же случилось?»
Нижним чинам «Павла I» приказали разойтись по кубрикам. Прошел слух, что старший офицер Гертнер подбирает унтер-офицеров и надежных матросов, дабы в случае необходимости послать их на «Гангут» усмирять бунтовщиков.
«Как помочь гангутцам? Надо побольше своих «пристроить» в группу Гертнера». Дыбенко встретился с Марусевым, потом с Ховриным. Решили собраться на броневой палубе в два часа ночи. Оповестили активистов… Пришло 130 человек. Приняли меры предосторожности. Всюду расставили надежных людей. Ведь сегодня дежурный по кораблю лейтенант Ланге — настоящая ищейка… Подпольщики обсуждали, как им поступить: присоединиться к команде «Гангута» сейчас же или ждать сигнала о совместных действиях с другими кораблями, рабочими Петрограда? А кто даст такой сигнал? Судовой коллектив РСДРП 5 Кронштадте. Но с ним не так просто связаться.
«Мнения разделились, — вспоминает Дыбенко. — Мое предложение немедленно приступить к активным действиям, уничтожить офицерский состав и поднять всеобщее Восстание было большинством отвергнуто. Принято предложение т. Марусева выждать, установив тесный контакт с Кронштадтом и петроградскими организациями. Свое решение мы передали на другие корабли. Однако тут же Написали воззвание: оказывать активное противодействие при арестах. Принятое решение и написанное воззвание в корне противоречили друг другу. Спор между собравшимися обострялся и затягивался. Время приближалось к побудке…
В 5 часов утра собрание разошлось. Команды на кораблях были наэлектризованы. Можно было ожидать дезорганизованных выступлений…»
Не спали и офицеры. Ночь они провели в кают-компании. Всезнающие вестовые сообщили Дыбенко, что Небольсин грозился «свернуть бунтарям головы», «всех перевешать на реях», однако Ланге и Гертнер настоятельно советовали ему не обострять отношения с командой, переждать страшную ночь, дотянуть до утра; а там, исходя из указаний командующего флотом, принять надлежащие меры, и если потребуется, то в первую очередь избавиться от опасных смутьянов; Гертнер не рекомендовал посылать на «Гангут» отобранных 120 унтер-офицеров и матросов: «Многие присоединятся к бунтарям».
Дыбенко уже знал, что выступление на «Гангуте» началось за ужином, там вместо макарон, которые полагались после угольных авралов, подали прескверную кашу. Команда есть отказалась. «Однако не в каше дело, — думал Павел. — Матросы восстали против каторжных порядков, против войны и ненавистного самодержавного строя».
В военное время на одного матроса отпускалось на харчи двенадцать рублей в месяц, сорок копеек в день. Но из этих денег львиная доля попадала в карманы многочисленных воров-подрядчиков, интендантов, командиров кораблей, ревизоров. Поэтому вместо свежего мяса, зелени, овощей на камбуз поступала негодная солонина, испорченные сухари. А вот на столование каждого офицера казна отпускала от семидесяти до ста рублей в месяц. «С жиру бесятся», — говорили об офицерах вестовые.
Быстро принятые правительством и флотским командованием жесткие меры не дали стихийно возникшему восстанию на «Гангуте» перерасти в вооруженное восстание на флоте. Было решено незамедлительно снять с «Гангута» всех бунтарей — зачинщиков мятежа, а затем постепенно, не вызывая возмущения команды, «выудить» поодиночке остальных; одних передать в армейские части, других, наиболее опасных, — в тюрьмы и специальные команды.
На «Гангуте» арестовали 95 человек, на крейсере «Россия» — 16, на других кораблях вылавливали активистов. На «Павле I» — Николая Ховрина и Василия Марусева. «Уже сидели в тюрьме — значит, бунтари». В Кронштадте разгромили Главный судовой коллектив РСДРП, его руководителей — Ивана Сладкова, Тимофея Ульянцева и других активистов — отдали под суд.
«Разбойничают господа, на большевиков пошли, — пылая гневом, говорил Дыбенко своим близким друзьям. — О коллективном выступлении теперь и думать нечего». У Павла возникла идея, но с товарищами решил не советоваться. «Потом расскажу». Ждал, когда предоставится возможность уволиться в город, хотя после гангутских событий на берег не пускали. Опять «выручил» механик: за электродеталями он посылал только Дыбенко, только ему доверял…
Возвратившись на корабль, рассказал товарищам:
— Был у адмирала Максимова. Просил выступить на суде в защиту унтер-офицеров Франца Янцевича и Григория Ваганова. Они старшие по званию среди арестованных, и им грозит смертная казнь.
— Как это тебе взбрело? — сердито проговорил Светличный. — Просить адмирала?! И от нас скрыл.
— Так ведь не одобрили бы. И ходил я не один, а с бывшим вестовым адмирала большевиком Петром Васильевым, Максимов обещал подумать.
— Конечно, если бы выступил… — начал было Григорий Чайков. — Только и для адмирала большой риск.
— Вот всполошилось бы начальство: адмирал заступается за мятежников! — воскликнул Иван Чистяков. Помолчал и добавил: — Такого история флота не знает…
Через день стало известно: вице-адмирал Максимов экстренно выехал в Англию. Что за поспешность? Позднее Андрей Семенович Максимов признается Дыбенко: «Командировка в Великобританию, куда меня срочно отправили, не вызывалась военной необходимостью. Как видно, из боязни, что я действительно выступлю на суде в защиту Янцевича и Ваганова, и опасаясь политического скандала, выпроводили меня на время из России». Произойдет это в марте 1917 года.
Тогда, в октябре 1915 года, Дыбенко был арестован. Правда, скоро выпустили. Его сразу же вызвал старшин офицер Гертнер и объяснил, что армейским соседям не хватает храбрых людей, и командующий флотом решил направить на сухопутный фронт отдельный матросский батальон. «С «Императора Павла I» отправитесь вы и еще четырнадцать человек».
«На фронт отбирали добровольцев, а Гертнер даже не спросил моего согласия. Избавляются от бунтарей». Дыбенко разыскал Светличного, рассказал, что его посылают воевать на сухопутный.
— Не забудь взять прокламации, — посоветовал Григорий.
…Отдельный батальон балтийцев в составе трех стрелковых рот и одной пулеметной попал в район Сарнанайса. С моряками беседовал армейский полковник, разъяснил, что командующий 12-й армией генерал Радко-Дмитриев попросил адмирала Канина прислать стойких матросов, которые бы подняли боевой дух стрелков 2-го Сибирского корпуса.
— Так что, морячки, надеемся на вас! Народ вы боевой.
«Надейтесь, поможем чем можем», — усмехнулся про себя Павел Дыбенко. Его рота заняла оборону на участке так называемой Пулеметной горки — широкой возвышенности, поросшей мелколесьем. Солдаты-сибиряки, уже немолодые, все бородатые, встретили подмогу дружески, интересовались флотскими делами, жаловались на свое тяжкое окопное житье. «Кормят — хуже нельзя, раз
