Вячеслав Кондратьев - Отпуск по ранению
Надо его выкинуть к черту или сжечь, подумал он, вытащил ватник и стал искать какую-нибудь тряпку, чтоб завернуть его, но тут пришла мать из магазина.
- Что ты собираешься делать? - спросила недоуменно, переводя взгляд с Володьки на лежащий ватник.
- Надо выкинуть, наверно, - смутился он.
- Что ты выдумал? Давай я отнесу к тете Насте, она отмоет эти пятна и, может быть, сумеет продать. - Она нагнулась и протянула руки к ватнику.
- Я сам. В какой кваритре она живет, в первой? - Володька схватил ватник и направился к двери.
- Володя, - остановила его мать, - Володя... эти пятна... это твоя кровь?
- Конечно, мама, - поспешно ответил он.
* * *
Сергей не один раз звонил ему, но Володька почему-то под всякими предлогами отнекивался от встречи.
Но все же они встретились. Сергей был бодр, оживлен, крепко пожал Володьке руку, сказав, что у него здесь неподалеку есть квартирка - товарищ в эвакуации и просил присматривать. Там они смогут спокойно поговорить.
- Ну вот, располагайся, - сказал Сергей, когда они вошли в квартиру.
Он раскрыл портфель, достал бутылку пива, батон и небольшой кусок полукопченой колбасы.
- Хлебнем пивка, пожуем немного и решим все мировые вопросы.
- Так уж и все, - усмехнулся Володька.
- Как всегда, - весело ответил Сергей и вдруг посерьезнел. - Ты знаешь, Володька, по некоторым обстоятельствам у меня очень мало по-настоящему близких людей, но среди них - ты первый, а потому... Ладно, давай сперва пивка и закусим.
Он нарезал хлеб, колбасу, разлил пиво.
- А потому, сэр, мне очень важно, как вы относитесь ко мне сейчас.
Володька вздрогнул от неожиданности - не предполагал он, что Сергей спросит об этом напрямик. А тот смотрел на него пристально, в упор.
- Точнее, к тому, что я в Москве... Хотя ты и знаешь - у меня "белый билет" после ранения и осколок в ноге, - разъяснил Сергей, продолжая так же в упор смотреть на Володьку.
- У тебя семья, родился ребенок... Я понимаю, - медленно начал Володька.
- Ты знаешь, дело не в этом, - резко перебил Сергей и забарабанил пальцами по столу.
- Знаю... - опустил голову Володька.
- Так отвечай.
- Ты пошел на финскую... ради отца? - спросил Володька после долгой паузы.
- Не только. Хотя мне было нужно доказать... Да, доказать, что я не хуже других... Что воевать буду, может, лучше других. И ты видишь, - показал он на "звездочку", - зря ордена не дают.
- Это большой орден... боевой.
- Он не помог, Володька, - вздохнул Сергей. - Я бился во все двери. Стена. Понимаешь, стена. Если б получил Золотую звездочку, может, тогда?.. Я хлопочу об отце и сейчас, но... - Он пожал плечами и снова вздохнул.
Они долго молчали, и только стук Сережкиных пальцев о стол нарушал тишину. Наконец Володька начал:
- Я понимаю... Но, Сергей, это же такая война... Решается судьба России быть ей или не быть?
- Нам ли с тобой решать судьбу России? Это наивно, Володька.
- А кому же ее решать? - Володька поднял голову и посмотрел на Сергея тот усмехнулся.
- По-моему, ты видел - воюют далеко не все.
- Сергей, нам должно быть плевать на этих "не всех".
- Что ж, значит, мне следует пойти в военкомат положить свой "белый билет" на стол и сказать - забирайте? Так, по-твоему? - Сергей перестал барабанить пальцами.
- Не знаю, Сергей... Я понимаю, идти во второй раз гораздо труднее.
- Дело не в "труднее", - резко выпалил Сергей. - Просто уже нет никаких иллюзий... - А потом совсем тихо добавил: - Моя Танюшка так мала...
Что мог сказать Володька, не представлявший совершенно чувства отцовства. Сергей опять забарабанил по столу и через некоторое время сказал:
- А может, мы свое уже отвоевали? - и напряженно уставился на Володьку.
Володька пожал плечами:
- Сергей, мне очень трудно поставить себя на твое место... А потому не считаю себя вправе ни осуждать тебя, ни оправдывать. Это для меня слишком сложно. Ты принимаешь такой ответ?
- Да. - Он взял Володькину руку и слегка пожал. - Мне совершенно наплевать, что думают обо мне другие, но мне было бы больно, если бы ты... ты считал меня трусом или... шкурником.
* * *
Когда вечером позвонила Юлька и попросила его прийти завтра к трем часам на Матросскую, Володька решил дочитать ее черную тетрадочку, которую он еще не дочитал, потому что слишком уж подробно было все в ней - "он сказал, я сказала"... Для Юльки все это было, наверное, значимо, а Володьке казалось скучноватым и чересчур наивным. И еще было смешно, что называла она своего типа - этот человек. Перелистав несколько страниц с любовными мерихлюндиями, он дошел до двадцать второго июня.
"Сегодня началась война! И первая мысль о Володьке! Он в армии и, хотя на Дальнем Востоке, непременно выпросится на фронт. Он такой, мой Володька! А об этом человеке совсем не подумала. Что же это? Значит, Володька все-таки мне дороже, значит, люблю-то я его, а не этого человека? В моей душе что-то непонятное, полный разброд. Надо немедленно написать Володьке! Но что? Как объяснить ему, почему не писала почти полгода? Господи, я совсем запуталась! Если Володька поедет на фронт, я должна быть тоже там. С ним. Обязательно!" Это "обязательно" было подчеркнуто тремя жирными чертами.
Опомнилась, усмехнулся Володька и стал листать дальше.
"Этот человек заболел и умоляет меня прийти к нему. Я долго колебалась, но пошла. Он лежал в постели, небритый и очень похудевший..." - тут следовало описание, какие у него были глаза, как нежно дотронулся он своей тонкой рукой до Юлиной щеки, каким трагическим голосом сказал: "Родная девочка, вот повестка, я иду на фронт. Я не боюсь, но знаю - меня убьют, и у нас только этот вечер и только эта ночь, если, конечно, ты согласишься остаться у меня..." Здесь у Володьки потемнело в глазах и похолодело в груди...
Вот гад, вот гад, шептал он про себя. В морду, в морду... Да нет, чего там в морду! Пристрелить такого! Он представил, как этот уже немолодой фрайер, видно, бабник и любитель зеленых девчонок, лезет к Юльке, а она отбивается от него своими маленькими кулачками. Адрес? Узнать адрес этого гада! Ох, как он его будет бить!
На этом и закончилась необыкновенная Юлькина любовь. И еще оказалось, что повестка из военкомата вранье, так как встретила его она через несколько месяцев в штатском.
Володька задыхался от ярости, которую нечем было разрядить. Впервые он ревновал Юльку, и это незнакомое ему прежде чувство вызывало в его душе целую бурю. Пусть не случилось главного, но совсем не невинна оказалась Юлькина любовь - были и обнимания, и всякие прикосновения, и поцелуйчики, и Володька шел на свидание с ней взбудораженный, злой и шел с одной целью узнать у нее адрес этого человека, которого он либо измордует до полусмерти, либо пристрелит, давить таких гадов, давить...
