Иеромонах Хрисанф - Сыны Света: Воспоминания о старцах Афона
Я притворился сумасшедшим и таким образом избежал тех обязательств, которые на меня налагали.
Последним местом моей работы была аптека, где я продавал ароматные масла. В канун Лазаревой субботы я проработал двенадцать часов и ушел навсегда. Мне было тогда, наверное, лет шестнадцать. Я думал, что если освоюсь на работе, то уже не захочу уходить в монастырь.
Я сказал «весь народ», но тогда народ в восточных областях был один, а в западных – иной. Меня уже издали увидели и осмеяли. Хорошо еще, что удалось продать одежду за двадцать пять франков.
Я все оставил и прибыл в монастырь. Но по болезни глаз меня отпускали каждый год подлечиваться; я стал писать святые иконы для городов и сел, где бывал.
Все, что я слышал на Афоне от отцов, то передаю юным душам. Прежде всего, я много знаю об игумении Евфимии, которая, благодаря смиренномудрию, достигла высочайшей меры. Ее родственники прилагали много усилий, чтобы мы никогда не виделись, но Всемогущий Бог устроил так, что мы даже беседовали с ней.
Часть вторая
Афонские рассказы
Старец Хрисанф
Начало монастырской жизни
Монастырь Симонопетра
(из письма)
Чада Пресвятой Богородицы, радуйтесь, ибо вы – под святым Ее Покровом. Как раз в это время года я и прибыл на Святую Гору. Когда я взошел на пристань в Дафну, там стояло много отцов и они мне начали советовать разные монастыри.
Сначала я прибыл в скит Праведной Анны. Но уже на следующий день сел в лодку и меня переправили в Кавсокаливию. Отцам я сказал:
– Здесь я жить не буду, потому что первым монахом, с которым я познакомился в Вознесении, был монах Иероним, и я обязан поступить в Симонопетру.
В Симонопетре я оказался в понедельник. Увидев монастырь еще издали, я обрадовался, как ребенок. Но встретивший меня монах строго сказал: «Добро пожаловать», – и более ничего. Для меня уже была отведена комната, потому что игумен был заранее извещен о моем приезде. Мне дали молитвослов в издании Кофиниотиса, который и у вас на полке стоит, и я стал читать. В девятый час меня проводили в трапезную и выдали тарелку фасоли. После велели идти в архондарик, где показали монастырский устав и список обязанностей. Теперь мне нужно было выполнять служения, в молчании и в молитве. Также мне вручили записку, в которой было сказано: «Будьте внимательны. Вы, исконные жители Греции, сейчас расколоты: одни за Венизелоса, другие за короля. Если ты станешь говорить здесь о политике, – знай, что немедленно, в ту же минуту, будешь выслан из монастыря. А если какой-то брат заведет с тобой разговор о политике, ты обязан донести об этом игумену, и он заставит его во время полиелея на глазах у всех совершать тысячи поклонов. Кроме же политики, – если ты сел и рассказываешь брату о своих былых делах в миру, о влюбленностях и разных личных грехах и вообще, если оставишь свои уроки, то есть молитву и молчание, и забудешь о созерцании, толкуя, что олива была предназначена для Ноевой голубки, чтобы масло употреблялось в святом помазании, – тогда знай, что ни одной минуты здесь не продержишься. Здесь общежительный монастырь и нужно быть предельно внимательными, а то все рухнем и потонем прямо в море.
Балконы келий в монастыре Симонопетра
Также если ты находишься на служении в архондарике и придет мирянин или монах из другого монастыря и начнет заводить с тобой разговор, взвали свой мешок себе на спину и уходи прочь.
Отец Дамиан библиотекарь и отец Иероним дадут тебе все нужные советы о деятельной и созерцательной жизни. Они объяснят тебе, что все служения духовны и что в сложных вопросах исповедания веры (славословия) звон била призывает тебя благоговейно остановиться. Какая бы скорбь ни была у тебя, с разрешения игумена, или в его отсутствие заместителя, можешь идти в каливу Святого Симона и посоветоваться с духовником отцом Матфеем, а потом скорее возвращаться на свое служение».
Я видел, как все на «Изрядно о Пресвятей, Пречистей…» брали антидор и святую воду, а после вешали корзину на плечо и шли собирать оливки.
Помню однажды, когда закончилась литургия дня святого Мины, начало уже смеркаться. А служитель в чаще, за которой мы собирали оливки, оставил меня одного, думая, что иду за ним вслед. Стемнело так, что я не видел дальше носа. Я пошел вдоль ручья вниз по течению. Увидев с высоты море, подумал, что здесь будет пологий спуск, но вдруг упал со скалы в море, едва не разбившись. Я выплыл на какой-то валун. Помыслы мне говорили, чтобы я сел на рейсовый пароход, который идет мимо Афона в Афины, и отдохнул бы в Афинах от монастырских трудов.
Когда рассвело, я нашел тропинку и добрался до оливковой рощи в Кравасари, и в канун дня святого Филиппа вернулся в монастырь. С тех пор меня из монастыря не отпускали.
Я носил дрова из сарая на кухню, в больницу и в архондарик, и у меня очень болела поясница. Когда я роптал, что устал, мне отвечали, что никто меня здесь не держит. Месить тесто – я первый, убирать комнаты – первый, встречать русских паломников – первый. В общем, у меня не оставалось сил даже на стон. Когда я разговаривал с албанцами, все следили, чтобы я не поприветствовал тех на их языке «цебен». А после опять куда-нибудь посылали.
Такие строгие требования в те годы предъявляли монахам.
Однажды, неся вязанки дров на кухню, я познакомился с благочестивым братом, которого звали Никита. Был воскресный день, но игумен нашел ему работу. Брат заворчал: «Не могу работать по воскресеньям». Игумен сразу ему ответил: «Тогда за что тебе грехи прощать?» При этих словах Никита пал к ногам игумена и стал просить у него прощения. Но игумен даже не смотрел в его сторону, и все проходившие мимо работники видели, как брат прильнул к ногам игумена. После этого, не скрывая слез, тот простил его.
После другой брат спросил Никиту, почему не разрешают ни с кем вести бесед и зачем нужно повергаться к стопам игумена. Он ответил так:
– Я видел тень мавра, который хотел похитить мое сердце и войти внутрь меня. Но как только я пал к стопам игумена, мавр лишь проскрежетал зубами и со словами «Бог милует тебя» исчез с моих глаз.
Все это я запечатлел в своем сердце. Был ли я уставший, или голодный, или вшивый (а вшей у меня в волосах было много из-за налетевших зерен, которые я не решался вычищать), я никогда не смел возражать ни одному из восьмидесяти монахов, куда бы кто меня ни направлял и ни привлекал.
На монастырском послушании
Я расспросил об этом принимавшего исповедь отца Матфея, и он мне сказал:
– Все это делается для того, чтобы монах достиг бесстрастия. Только об одном думай, не оставляй молитв, и акафиста Пресвятой Богородице, и акафиста Иисусу Сладчайшему из книги «Невидимая брань», но прежде всего взирай на смирение отцов. Блаженный отец Неофит был слеп, но его избрали игуменом и никто не смел его преслушаться. Ведь все брали пример с монахов из монастыря Дионисиат и со всех славян на Афоне. Им если игумен скажет броситься в море, – они тотчас его послушаются и бросятся в море, чтобы не нарушить обет, принесенный при постриге. И ты смотри, не отлучайся из монастыря, если хочешь стать безмолвником, а то станешь не безмолвником, а кем-то вроде тех, кто шатается по улицам.
Но я не послушался и отправился прямо в скит. И теперь я вопрошаю: «Хрисанф пропал, где мне его найти?»
Я пишу вам об этом, чтобы вы осознали высоту монашеского жительства. Подумайте о том, что, кто хочет стать монахом, должен уклоняться от встреч с людьми. Он должен быть немногословен и кроток. Поэтому, даже если Вселенский патриарх приедет к вам в монастырь и начнет празднословить, гоните его: ведь он отогнал ангела чистоты и всех хочет ввергнуть в празднословие. Святой Иаков сказал об устах, что не может один и тот же родник источать и сладкую воду, и горькую[18]. Поэтому будьте внимательны, иначе с вами случиться то же, что случилось с Хрисанфом, когда не могли его найти.
Отец Иероним об искушениях новоначальным
(из письма)
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
А. Пападьямандис – псаломщик в Афинах, крупнейший греческий писатель.
2
В день взятия Константинополя. Старец, по достоверным свидетельствам, заранее знал день своей смерти.