Дэвид Стерри - Цыпочка

8. Жеребец и «Кинг Донг»

Вы, кто желали столь многого, напрасно просили —

Утолить ваш голод — непосильная задача.

— Ты не поверишь, в какое дерьмо вляпался мой несчастный козел, заноза-в-заднице муж! Он пытался нанять себе помощника. Исполнительный ассистент — ха! Исполнительный членосос — вот он кто. У меня нет денег, а то я развелась бы с этим долбаным кретином так быстро, что он не успел бы почесать свои яйца.

То же время. Тот же канал. Только на следующей неделе. Джорджия, на этот раз в красновато-коричневой домашней одежде и черных туфлях, снова курила.

Она не поздоровалась. Посматривая на меня, она избегала встречаться со мной взглядом, будто я — горгона Медуза мужского пола, монстр, которому нельзя глянуть в глаза без того, чтобы не превратиться в какую-нибудь дрянь вроде соляного столба или камня.

Я почти отключился от воплей Джорджии и погрузился в воспоминания о том, как проснулся в постели Кристи после чудесной ночи, проведенной вместе. Утром в комнате все смотрелось по-иному: салфеточки — неожиданно глупо и по-деревенски, фотографии на стенках — как причуды наивной школьницы в худшем варианте. При свете дня комната Кристи выглядела как будуар избалованной принцессы. Я мог держать пари, что она никогда в жизни не жарила цыплят. И уж конечно никогда не надевала прозрачную униформу и не скребла чистую посуду. Внезапно и сама Кристи перестала казаться мне такой уж горячей, такой уж классной и симпатичной. Ее нос выглядел немного приплюснутым, губы слишком тонкими, задница толстой, а титьки — слишком маленькими. И даже волосы, перекинутые вперед и закрывающие ее левую грудь, начали меня раздражать.

Я хотел, черт побери, свалить побыстрее из этого места, будто все оказалось гадким фокусом. Когда Кристи предложила мне приготовить завтрак, я, махом натянув свою футболку, начал мямлить что-то о том, что не могу задерживаться, потому что опаздываю на интервью по работе. И какую-то фигню о том, что мне надо работать ночью, но я ей позвоню, когда закончу, может, мы зависнем где-нибудь.

Не было у меня никакого интервью. И мне не надо было работать вечером. Я собирался завалиться на вечеринку к Санни в 3-Д, куда я точно не пригласил бы Кристи.

Она мгновенно заметила перемену во мне и замкнулась. Молча выскользнув из-под одеяла, моя подружка начала одеваться, собираясь идти на кухню готовить завтрак. Она нагибалась за вещами, а я засмотрелся на ее худенькую спину и вспомнил прошедшую ночь. Нет, Кристи все-таки была горячей штучкой. Кроме того, у нее такие нежные руки… И она такая искренняя…

А я что о себе возомнил? Черт, да кто я такой вообще? Проститутка. У меня все нутро перевернулось. Внезапно вспыхнуло желание. Я хотел ее как никогда.

— Послушай, мы прекрасно провели время этой ночью, — сказал я, прижавшись к ее спине и нежно поглаживая теплую кожу.

Я целовал ее в шею, мой мозг отключился, а тело стало действовать, как ему полагается.

— Знаешь, я тут подумал, что на завтрак я хотел бы тебя, — продолжал я, постепенно превращаясь в героя-любовника и не замечая этого.

Мои губы сами произносили стандартные фразы.

Я упал на кровать и потянул Кристи за собой. Она засмеялась. Мы вернулись к тому приятному занятию, которому посвятили часть ночи.

Я поцеловал ее в губы, которые оказались не такими уж и тонкими и положил руку ей на аккуратный задик. Кристи на завтрак была замечательной. Потом я сделал вид, что звоню, чтобы перенести интервью. Мы еще немного покувыркались в кровати, и я гордо повел Кристи завтракать на свои секс-бабки. Это было как-то официально. Теперь мы были парой…

Так что же я теперь делаю тут с Джорджией?

— Извини, что ты сказала? — переспросил я.

— Я сказала, что хотела бы поработать… над той вещью, о которой мы говорили на прошлой неделе, — смущенный голос маленькой девочки вернул меня в комнату голливудского отеля.

Джорджия прикурила еще одну сигарету. Я как-то скептически относился к возможности того, что она когда-нибудь испытает оргазм. Черт, она даже не может выдавить из себя это слово. Но я, конечно, готов был попытаться. За сто баксов.

— Да, конечно, — хитро улыбнулся я: мол, если кто-то и может ей подсобить, так только я.

Джорджия между тем внимательно рассматривала мои ноги, живот и задницу. В ее глазах не было даже искры желания, но ей явно нравилось изучать меня, будто какое-то экзотическое животное в клетке зоопарка.

Не откажусь ли я раздеться?

— Почему бы тебе не лечь на кровать? — предложил я и выключил свет.

Она легла в постель на спину, а я положил голову между ее ног. На этот раз я мог дышать, что очень помогало не слишком задумываться о том, что делаешь. Я взял ее руку, направил палец на клитор и нежно поводил им, стараясь возбудить женщину. Но когда я отнял руку, все осталось без изменений.

О, черт, это место было слишком сухим, чтобы пытаться взрастить там цветы любви. Понадобится много солнца, ведра воды и тонны навоза, чтобы там пророс хоть самый хилый цветочек. Сто долларов в моем кармане, наверное, потешались надо мной.

Черт, ощущение было такое, будто я целую мертвеца, облитого лимонным парфюмом.

Я работал, работал и работал, но ничто не могло увлажнить ее, и ничего не помогало. Вагина Джорджии оставалась сухой, как пустыня Сахара.

Чем хорош куннилингус, так это тем, что можно не заботиться о собственной эрекции. Можно даже смотреть прямо на Джорджию, не опасаясь последствий, можно думать о чем-то совсем постороннем…

Я радостно хватаюсь за эту соломинку и, пока пытаюсь оживить спящую красавицу Джорджии, думаю о вечеринке у Санни. Может быть, там будет тот черный парень из «Голливудского агентства по найму». Может, придет парочка крутых девчонок, которые наглядно продемонстрируют мне, в чем смысл жизни…

А Кристи сейчас дома. Что она подумала бы, если бы увидела меня здесь, между ног Джорджии? Я знаю что. Она посмотрела бы на меня как на грязное отхожее место.

Мой папа любил курить и снимать домашнее кино, чем и занимался постоянно. Его восьмимиллиметровая камера «Белл энд Хауэлл» была оснащена солнечным прожектором, мощности которого хватило бы, чтобы осветить хоть весь внутренний двор тюрьмы Синг-Синг. Поэтому в наших самодельных фильмах мы испуганно щурились и натянуто улыбались, словно плохие киноактеры, играющие счастливую семью. Фильмы были немыми, и члены нашей сюрреалистической семейки, застигнутые врасплох, словно жуки в янтаре, не издавали радостных рождественских возгласов.

Тем праздничным утром прожектор прожигал дыру в сетчатке моих глаз, пока я барахтался в море игрушечных солдатиков, спортивных товаров и плюшевых собачек.

На мне — ковбойский наряд Роя Роджерса.[5] Для четырехлетнего мальчика это был предел мечтаний. Я нахлобучил шляпу, надел кожаную кобуру и вложил в нее свои револьверы. Затем резко повернулся, щурясь в лучах слишком яркой рождественской звезды-прожектора.

Я плавно опустил руку и положил ее на рукоятку своего грозного оружия. А потом неуловимым, высмотренным в вестернах движением выхватил из кобуры шестизарядный револьвер и быстро-быстро, целясь прямо в объектив и выкрикивая «тра-та-та-та», начал посылать пули в дымящего за камерой папу. Бам! Я ранен, прошит навылет горячим свинцом. Мой револьвер медленно вывалился из руки, я схватился за грудь, постоял, пошатываясь, а затем упал и начал корчиться на полу в агонии.

Наконец я замер. Мое тело мирно покоилось в объятиях смерти, глаза были закрыты и уже не видели яростного, затянутого сигаретным дымом прожектора. Тогда я долго лежал на полу.

Мертвый.

«Жизнь такая специфическая штучка — шу-би-ду-воп-ду-уа!» — пел Луи Армстронг для нас, цыпочек.

3-Д стал для меня домом вдали от дома. Хотя, где мой дом — сложный вопрос. Санни — моя мамка, нянька и старший брат. Но, с другой стороны, я знал, что единственной причиной, по которой я обретался здесь, были деньги, которые я делал для Санни.

Санни долго расспрашивал меня о Бэби и Сладкой, выпытывая мельчайшие детали. Очевидно, он хорошо их знал, поэтому сопровождал мой рассказ веселыми восклицаниями: «ой-ей, это ли не дерьмо?» и старым добрым «хей-хо».

В этой компашке прикольно было рассказывать свои истории. А еще занятнее было слушать чужие. Санни не скупился на подробности, с удовольствием выкладывая мне подноготную всех и каждого.

Дейв — ростом шесть футов, высокий красавец сирота, который прошел через сексуальные домогательства и теперь трахает все, что шевелится. Вообще-то, не нужно даже шевелиться, если вы заплатите, — Дейв сам вас расшевелит.

Лаура — почти пять футов и почти девяносто фунтов, наполовину чероки, наполовину ирландка, наполовину шведка. На мой взгляд, в ней намешано на одну половину больше, чем надо. Санни говорил: