Винсент Питтс - Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке
Кроме того, в обязанности Фуке входило каждый месяц передавать непосредственно Мазарини крупные суммы на покрытие бесконечных военных расходов и трат на содержание королевского дома. Эти суммы Фуке должен был предоставлять в золотой и серебряной монете. Их Мазарини распределял самостоятельно, не давая Фуке никакого отчета в своих действиях [170]. Такая система сохраняла за кардиналом большую свободу злоупотреблений. Например, в мае 1655 года контракт на сбор соляного налога достался синдикату, возглавляемому Клодом Жирарденом. У Жирардена были собственные дела с Мазарини. В частности, он являлся налоговым откупщиком для сборов, связанных с церковными назначениями и должностями кардинала и составлявшим его личный доход. В 1654 году Жирарден уже возглавлял синдикат и успешно получил откуп на акцизы, заплатив тогда Мазарини взятку в 50 000 экю (150 000 ливров). За право собирать габель синдикату пришлось согласиться выплачивать из поступающих налогов некоему неназванному лицу «пансион» («пенсию»)[171] в размере 120 000 ливров в год на всем протяжении срока контракта. Все, включая Фуке, отлично понимали, что выгодоприобретателем был кардинал [172].
Тщательно присматривая за тем, чтобы часть заемных государственных средств оседала в его сундуках, Мазарини не уставал осаждать Фуке бесконечными и отчаянными требованиями денег. Так, надо было обеспечивать войска во время кампаний, оплачивать необходимые военные поставки (в некоторых он участвовал как подрядчик), а также другие срочные и неотложные нужды государства [173].
Порой деньги требовались безотлагательно, и Фуке занимал их от собственного имени, чтобы затем одолжить государству. Например, в ноябре 1655 года маршал Окинкур[174], губернатор Эма и Перонны, пригрозил, что сдаст эти важные города-крепости испанским войскам, расположенным неподалеку, или Конде. Чтобы этого не допустить, Фуке пришлось практически за одну ночь найти 200 000 экю (600 000 ливров) под свою личную подпись и вручить эмиссарам маршала вместе с королевским прощением за попытку измены [175].
Следующим летом, в июле 1656 года, Фуке снова подтвердил свою способность находить средства. В ходе военных действий Тюренн и маршал де ла Ферте[176] вели осаду города Валансьена, удерживаемого испанцами. Конде, возглавлявший испанские войска, дерзким маневром атаковал войска ла Ферте, которые стояли лагерем на левом берегу Шельды. Затем он разгромил это крыло французской армии, захватив ла Ферте в плен. Тюренн, стоявший на другом берегу, мало чем мог помочь и отступил с остатками французских войск в сторону Кенуа. Мазарини, чья штаб-квартира находилась в Ла-Фер, в отчаянии обратился к Фуке. Он потребовал денег, чтобы успокоить оставшиеся войска, которым не платили жалованье уже месяцы, и продолжить войну. И вновь Фуке откликнулся. Он собрал поражающую воображение сумму в 900 000 ливров и организовал конвой карет под надежной охраной, чтобы доставить это сокровище кардиналу.
Кардинал, не сдерживая радости и облегчения, написал Фуке о том, что сообщил королю и королеве-матери об этой великой услуге, и они передают свою признательность и обещают не забыть, как он помог им в час нужды [177].
Несмотря на подобные заверения и в свой адрес, Мазарини часто жаловался Фуке, что королевская семья не возвращает ему суммы, которыми он ее ссужает, а также компенсации за поставку припасов, в данном случае – за провиант для войск. Также Мазарини сетовал суперинтенданту на то, что при выплате долгов в первую очередь удовлетворяются интересы других кредиторов короны. При том что он, Мазарини, «не знает, что такое – получить хотя бы пенни прибыли» [178]. Эти горькие комментарии обычно передавались через Жана Батиста Кольбера, доверенного слугу, который вел много частных дел кардинала [179]. На последнее такое высказывание, в июне 1657 года, Фуке откликнулся весьма резко. Он отрицал, что другим кредиторам оказывают какое-либо предпочтение, и отметил, что и ему самому должны уже на 300 000 ливров больше, чем в начале года. Фуке напомнил кардиналу, что казна пуста и что единственные выплаты, которые тот сделал, были бумажными (замена старых расписок новыми). Упомянув о валансьенских событиях, Фуке добавил: «Бумагу не посылают в каретах» [180].
Несмотря отмеченные трения, Фуке продолжал добывать для королевской семьи удивительно крупные суммы. В конце осени 1657 года, в сотрудничестве с Жаненом де Кастий и Эрваром, он смог достать 10,2 миллиона ливров (сумев снизить первоначальную сумму в 11,8 миллиона на 1,6 миллиона) на полевое снабжение войск и начало кампании. Она завершилась решающей битвой при Дюне в июне 1658 года. Значительная часть этих денег была получена под личную гарантию Фуке [181].
Иногда реальная выгода для короны от этих транзакций не была очевидной. В том же 1657 году Фуке и Сервьен проработали предложение Мазарини о том, что можно получить дополнительный доход, расширив сферу применения marc d’or – взноса, который обладатели некоторых постов должны были платить, вступая в должность. По королевскому приказу, вышедшему в декабре 1656 года, этот взнос теперь полагалось платить покупателям гораздо более широкой категории должностей. Кроме того, указывалось, что доходы, полученные от этой расширенной базы плательщиков, будут принадлежать не королевскому ордену Святого Духа[182], а пойдут на нужды королевской семьи. Доход от расширенного сбора составил бы, по оценкам, 140 000 ливров в год и принес бы капитал стоимостью 2 миллиона ливров.
Монетизация этой транзакции оказалась непростой задачей. Сложно было найти покупателя на новую и пока не опробованную меру. Наконец нашелся покупатель, скрывшийся под именем одного из клерков Сервьена. Этого подставного приобретателя, согласно дошедшим до нас сведениям, звали Дюше. В итоге транзакция обеспечила покупателю уменьшение вступительного взноса на одну треть от изначальной цены, то есть на 666 000 ливров.
Таким образом, реальная цена вступления в должность сократилась до 1 334 000 ливров. Кроме того, некоему М. Булену, обладателю прав на уже существующие доходы от этого взноса в его прежнем виде, полагалась компенсация в 300 000 ливров. Тем самым корона получила 1 034 000 ливров, выплачиваемых, согласно контракту, восемью частями в течение двух лет. С учетом же дополнительной 10-процентной скидки на оставшуюся часть, в итоге казна получила 900 000 ливров чистыми.
Эта конечная сумма примерно равнялась той, которую Фуке авансировал в Валансьене, и ему разрешили присвоить ее в качестве компенсации. Поскольку новая транзакция по факту не была связана с наличностью, Фуке получил казначейские билеты на соответствующую сумму. Эту сумму казна собиралась оплатить из средств, получаемых в виде траншей. Затем Фуке продал одну треть государственных долговых обязательств Жерому де Нуво, королевскому почтмейстеру (и, как и Сервьен, офицеру ордена Святого Духа). Жером де Нуво расплатился, обменяв старые (и, вероятно, ничего не стоившие) казначейские обязательства на эти новые. Небольшую часть билетов суперинтендант продал другу – мадам дю Плесси-Бельер – за 100 000 ливров.
Оставшиеся расписки Фуке использовал, чтобы заплатить кредиторам, у которых он занимал на поддержку валансьенской операции. В рамках новой денежной системы ни одному су не суждено было добраться до казначейства. И все-таки Фуке, Сервьен и Пьер Сегье[183], заседавшие в финансовом совете, в январе 1657 года утвердили эту транзакцию [184].
Летом 1658 года Фуке принял участие еще в одной операции, которая в очередной раз иллюстрирует, насколько сложными могли быть в то время финансовые схемы. Официально транзакция задумывалась как аннуитет в 400 000 ливров, обеспеченный будущими сборами тальи. Но фактически государство намеревалось удерживать по два квартальных платежа в год. Таким образом, покупателю ежегодно доставалось бы только 200 000 ливров. Далее, эти 200 000 сокращались еще на 50 000, которые причитались агентам казначейства и другим, через чьи руки шел денежный поток. В итоге, после всех вычетов, держатель аннуитета получал 150 000 ливров. Аннуитет же предлагался по цене 800 000 ливров. Иными словами, по данной транзакции государство платило чистый процент по аннуитету (или аннуитетную ставку) в размере 18,75 % (150,000: 800,000 = 18,75 %), хотя по закону оно не должно было платить за такие транзакции ставку выше 5,5 % («le denier dix-huit»)[185].
Поскольку номинальная, нарицательная сумма аннуитета составляла 400 000 ливров, то государству причиталось 7,2 миллиона ливров, как фактическая цена покупки (400 000: 5,5 % = 7 272 727). Однако инвесторы были готовы дать только 800 000 ливров. Чтобы замаскировать вопиющее нарушение закона, связанное с такой низкой ценой, суперинтендант выдал покупателям фиктивные расписки на сумму 6 миллионов ливров. Затем расписки попали в Счетную палату, в чьи обязанности входило изучать и подтверждать правомерность финансовых операций королевского правительства. Теоретически покупатели оставались должны казне баланс в 1,2 миллиона ливров. Однако эта сумма и далее сокращалась на треть – на 400 000 ливров «расходов на сборы», – типичная скидка для такого рода транзакций.
