Андрей Румянцев - Валентин Распутин
Перечитаем несколько строк.
«С некоторых пор Иван Петрович стал присматриваться к Алёне внимательней. Даже и не присматриваться, а как бы прислушиваться к тому месту, которое она занимала с ним рядом. Каждый мужик, наверно, держит перед собой два образа жены — какая она есть и какой бы он хотел её видеть…
А вот Алёна его, неизвестно с какого времени, сошлась в одно целое. Больше всего озадачивало Ивана Петровича, что он не заметил, когда он перестал делить её на Алёну для себя и Алёну для него. Проживши тридцать да ещё с гаком годочков, ясно, что они немало перелились друг в друга и тем уж стали роднее, что в каждом из них прибавилось плоти другого, которая не может не приникать к своему изначальному крову…
Находился ли он дома или уходил, он постоянно чувствовал в себе Алёну, продолжающую свою неустанную службу. Она, когда требовалось, добавляла или убавляла его характеру, находила в нем терпение и вела домой… Опрятный и мягчительный тот мир, который был Алёной, с годами не только не выстыл, но ещё и пораздался в понимании и тепле…»
С первых лет совместной жизни в Иркутске, а затем в Красноярске Светлана чутко понимала творческие интересы мужа, журналиста и начинающего писателя. Беспокойная профессия Валентина добавляла немало трудностей. Можно представить, как в Красноярске она, преподаватель вуза, имея на руках маленького сына, обходилась одна во время его частых командировок: и к занятиям подготовься, и лекции проведи, и о малыше позаботься. Одно это, последнее, было делом непростым. Ведь все так называемые удобства в «студенческом доме» — общие. Нужны были и силы, и терпение, и стойкость. Однокурсница Светланы Лидия Лещишина, тоже получившая направление в Красноярский технологический институт и жившая в том же вузовском общежитии, вспоминала об истоках их тогдашней безунывности: «Мы были молоды, жили дружно, верили в своё будущее, умели справляться с любыми проблемами. У многих были маленькие дети, но всегда, идя на занятия к вечерникам (то есть студентам вечернего отделения. — А. Р.), могли оставить ребёнка у любой из подруг».
Когда Распутины вернулись в Иркутск, именно Светлана уговорила мужа оставить журналистику и спокойно работать над художественными произведениями. Его гонорары на первых порах были невысокими, Светина зарплата преподавателя института народного хозяйства — тоже, но супруга и тут проявила характер твёрдый и решительный: проживём!
Не лишне сказать, что в коллективе педагогов и в студенческой среде Светлану Ивановну уважали как человека справедливого, требовательного, принципиального. Она умела вовремя помочь студенту, поддержать в трудный день коллегу, высказать рвачу или лжецу правду в глаза.
И она всегда верила в большой талант мужа. Старалась создать все условия для того, чтобы он мог проявить свой дар в полную силу. Сын Распутиных Сергей сказал, как о само собой разумеющемся, что мать взяла на себя обязанность секретаря отца: ограждала от отвлекающих его телефонных звонков, праздных визитов случайных знакомых, необязательных вызовов в присутственные места. И только людям, приносящим тепло дружбы и новизну совместных дел, дом и дача писателя были всегда открыты. Здесь находили братский приём дальние друзья — писатели Виктор Астафьев, Василий Белов, Владимир Крупин, и ближние, иркутские — Александр Вампилов, Альберт Гурулёв, Глеб Пакулов, а также известные деятели театра и кино, фотохудожники, издатели, журналисты.
Напомню, что зимой Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна жили в Москве, а летом — в Иркутске. О московской их жизни ярко и сердечно рассказала мне в письме Надежда Леонидовна, жена писателя Владимира Николаевича Крупина. Читатели знают её как главного редактора журнала «Литература в школе». Крупины были ближайшими друзьями Валентина Григорьевича и Светланы Ивановны, и уж кто-кто, если не Надежда Леонидовна может рассказать о их московском житье-бытье.
«Вспоминаю Свету, а перед глазами трое: она, Валя и Маруся. Несчётное число раз, выйдя из станции метро „Кропоткинская“, мы торопились к ним, в их приветливую, гостеприимную квартиру, где тебе всегда было хорошо, где можно было сказать обо всём, о чём думал, и всегда найти отклик и поддержку. Когда не стало Маруси и мы оказывались в тихом Сивцевом Вражке, ведущем к дому Распутиных, меня не покидало чувство, что вот сейчас она тихо нагонит нас, обнимет за плечи и с улыбкой скажет: „А вот и я!“ Так было однажды на Ярославском вокзале, когда Валя со Светой возвращались в Москву из Иркутска, а мы с мужем спешили по полупустой вечерней платформе к их вагону и Маша, сдержанная на чувства, проявила так непосредственно свою радость, ещё более этим порывом усилив наше волнение. Как мы их всегда ждали, как долго тянулись без них московские лето и осень! Жить в столице становилось легче уже при одной мысли, что они рядом, что можно прибежать к ним, выплеснуть все новости, радостные и горькие, услышать, что они думают обо всём этом, и найти опору, чтобы жить дальше.
Светлана безгранично любила свою семью: мужа, детей, внуков, родственников. Любовь Светы к Вале была особого свойства: он был для неё не только самым близким человеком, но и любимым писателем. Трепетное отношение к творчеству Валентина чувствовалось во всём. Она вдумчиво читала каждое его произведение, размышляла, оценивала. Но крест жены такого человека нелёгок. Не все представляют тяжесть и одновременно радость этой ноши, думаю, часто боровшихся между собой. Однако я ни разу не слышала ни слова недовольства чем-то, ни слова упрёка, жалобы на усталость, не видела её раздражённой. Светлана была достойна Валентина во всём. Внешне и внутренне красивая, с чувством достоинства, глубокая, разносторонняя, со своими убеждениями и взглядами, она всегда оставалась другом и единомышленником мужа. В Москве она много читала, была в курсе событий, которыми полон мир искусства, успевала на выставки, концерты в консерватории и в зале имени Чайковского, на театральные премьеры.
Понимая и силу таланта Валентина, и притягательность его натуры, она делала всё, чтобы не иссякал круг друзей и единомышленников мужа. Весь дом держался на ней: уют, радушие, хлебосольство создавались её руками, её душой. Представьте этот дом в дни писательских съездов, пленумов. Сколько друзей и добрых знакомых Валентина съезжалось в Москву! Всем надо было не только повидаться с ним, но и обсудить рукописи, посоветоваться. Да и просто побыть вместе. Тогда стол в гостиной Распутиных раздвигался, накрывался красивой скатертью и украшался неповторимыми салатами, пышущим, только из духовки ароматным жарким или запечённой рыбой, вкусными пирогами, которые умела печь только Светлана. И все из родственного круга писателя, кто приезжал в Москву или следовал через столицу, находили у Валентина и его жены радушный приём, ожидаемой или неожиданной была встреча, здоровы или не очень оказывались хозяева. Светлане, как и Валентину, можно было довериться, излить душу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});