Варлен Стронгин - Михаил Булгаков. Три женщины Мастера

Сталин не раз приглашал в Кремль и популярного исполнителя песен о любви Вадима Козина. Вождь терпеливо выслушивал в его исполнении две-три лирические песни и потом подзывал певца к роялю. «А теперь – мои!» – небрежно бросал он ему. Это означало, что Сталин будет петь свои любимые частушки под аккомпанемент Козина. Подбоченясь, притоптывая ногами, вождь изображал развеселого русского удальца: «Ритатухи, еду к Нюхе. Нюха глупая была и ребенка родила. Ритатухи, ритату, больше к Нюхе не пойду!»

Как получилось так, что этому, мягко выражаясь, малокультурному человеку с уголовными замашками удалось прийти к власти в громадной, не обделенной талантами и умами России? Во многом помог Ленин, обещавший измученному войной и разрухой народу райское будущее. Он разрешил «грабить награбленное», чем с энтузиазмом воспользовались самые невежественные слои народа, те, кто был ничем и желал стать всем. С ужасом и тревогой наблюдал за всем происходящим в России великий русский писатель Иван Алексеевич Бунин: «Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее; он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек – и все-таки мир уже настолько сошел с ума, что среди бела дня спорят – благодетель он человечества или нет?.. Как приобресть власть над толпой, как прославиться на весь Тир, на всю Гомору, как войти в бывший царский дворец или хотя бы увенчаться венцом борца якобы за благо народа? Надо дурачить толпу, а иногда даже и самого себя, свою совесть, надо покупать расположение толпы угодничеством ей… Образовалась целая армия профессионалов по этому делу… из коих и выходят все те, что в конце концов так или иначе прославляются и возвышаются. Но чтобы достигнуть всего этого, надобна, повторяю, великая ложь, великое угодничество, устройство волнений, революций, надо от времени до времени по колено ходить в крови».

Сталин ни в коей мере не избежал бунинского «рецепта» восхождения к власти в революционной России. Но как ему удалось стать первым лицом среди жаждущих того же и не менее кровожадных и жестоких большевистских коллег? Чем он превзошел их? Большей чем у них кровожадностью и жестокостью? Возможно, этим. И все-таки непонятно, как он смог стать главой грузинских боевиков в совсем юном возрасте и даже заслужить у них почетную кличку «Пастырь». Ему внимали как молодому богу люди значительно старше и умнее его. Как он, заняв скромную секретарскую должность в Центральном Комитете большевистской партии, за короткое время проложил себе путь на самый верх, став центральной и главной фигурой ВКП(б). Не добавил ли он на своем пути к власти какие-либо важные личностные компоненты к «рецепту», изложенному Буниным, о которых великий писатель даже не подозревал? Не исключено, что добавил, использовав для этого опыт других карьеристов и мошенников. Нет документов, подтверждающих это. Как не доказано, что в стремительном восхождении Сталина к власти и его тридцатилетнем самодержавном правлении не обошлось без влияния каких-то таинственных паранормальных сил…

Много странного в отношениях Сталин – Булгаков. Писатель никогда не заигрывал с властью и всегда критически относился к ней. Но что же тогда подтолкнуло его на создание пьесы «Батум» о молодом Сталине, где тот предстает явно положительным героем? Никто из современников, включая жену и близких друзей, не дает ответа на этот вопрос, даже не касаются причины появления у Михаила Афанасьевича замысла написания этой пьесы. Без каких-либо комментариев констатирует Елена Сергеевна: «Миша в этот вечер писал пьесу о Сталине». И сам писатель нигде не разу не обмолвился о том, что натолкнуло его на мысль о создании пьесы о вожде, с которым у него складывались неровные и явно нелицеприятные отношения. Наваждение? Потусторонние силы?

Странно, что ни у кого из историков или литературоведов не возник вопрос о том, почему после написания пьесы «Батум» и передачи ее в Главрепетком и лично Сталину писателя срочно по указанию вождя направили на юг и через пару часов так же неожиданно вернули обратно с ближайшей к Москве станции Серпухов. Затем Булгакова обвинили в том, что он своей пьесой «пытался навести мосты с правительством», лично со Сталиным, что оскорбляло Булгакова, задевало честь писателя, даже не помышлявшего о подобном. Странная прерванная поездка чуть не довела его до нервного срыва. А тут еще обвинения в заигрывании с властями!

Все это можно объяснить только желанием вождя окончательно добить больного писателя…

Сталин знал от своих приближенных, общавшихся с Булгаковым, что тот нервно истощен, испытывает материальную нужду. Ему докладывали, что бесконечные отказы выпустить писателя даже на короткое время для работы за границу морально унижают его, что он буквально задыхается в атмосфере бесконечных критических нападок на его творчество, не видит перспектив для литературной деятельности в своей стране. Сталину доносит нарком госбезопасности Ягода, что Булгаков недоволен своим положением, существующими порядками и как сатирик считает своим долгом писать о нелепостях и глупостях, творимых властями. Сталин задумывается: «Наверное, этот Булгаков уже никогда не создаст что-либо подобное образу наивного, неуклюжего и бестолкового Лариосика, который так когда-то меня забавлял… Так есть ли смысл дальше возиться с этим непокорным писателем? Пройдет время, и его забудут. Непременно забудут. Ведь если не печатать произведения писателя, не напоминать о нем, то кто его вспомнит? Никто. Забудут и этого Булгакова. Молчал бы себе в тряпочку. Чего высовывается? У него нервное истощение… Долго не протянет… Но мне нервы еще может попортить… Жаль только, что друг недомогает в последнее время… Но с такой пустяшной просьбой, уверен, справится без особых усилий… Где он сейчас? В Берлине или Париже? Впрочем, расстояние для его фокусов не играет никакого значения. Как хорошо, что судьба свела меня с ним. Как хорошо!»

Думал так Сталин или немного иначе, но вероятно, что он решил прибегнуть к помощи старого друга. Это было проще всего и незаметнее для других.

Нет причин сомневаться, что при возвышении Иосифа Джугашвили от рядового боевика до партийного пастыря, главы всех грузинских боевиков, а затем и до полубожественного руководителя Советского государства немалую роль сыграл его бывший соученик по Тифлисской духовной семинарии. Как и Сталин, он отличался необузданным, диким нравом и безудержным стремлением возвеличиться среди простых людей. Возвеличиться любым способом, во что бы то ни стало.