Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин
Таким образом, даже скромные Штаты Оверни не побоялись потребовать объяснений куда пойдут их деньги. Отметим также протесты делегатов по поводу того, что графы Арманьяк и Пардиак, владевшие фьефами в этой провинции, запретили своим подданным делать взносы в предоставленную королю субсидию. С этой целью на фасады домов, жители которых считали себя освобожденными от налогов, были прикреплены таблички с гербами этих двух господ, запрещавшие королевским сборщикам налогов туда входить, а сержантам — преследовать этих людей[805], чье привилегированное положение было обидным, поскольку приводило к повышению налогов для всех остальных, ведь о снижении общей суммы налога для этой провинции не могло быть и речи. В связи с этим Штаты предложили обратиться к реестрам Парижской Счетной палаты, чтобы выяснить, какова была ситуация в то время, когда герцог Беррийский был также и графом Овернским. Карл VII, 17 января 1442 года, находясь в Брессюире, ответил, что он отправил распоряжение выборным должностным лицам и сборщику налогов, взимать налоги с людей, которые как утверждалось, были от них освобождены[806]. Надо сказать, что в данном случае это было в его интересах.
Как видно каждый пытался защитить не общее благо, а свое собственное. Около 1460 года консулы Лиона направили королю меморандум с предложением изменить распределение налогов, взимаемых с города и окружающей его сельской местности. По словам консулов, практика, когда горожане должны были платить треть или четверть суммы, была введена во время войн и разделения королевства, поскольку сельская местность была опустошена, а их город был относительно благополучен. Но сейчас это было уже не так, ведь после прекращения войны, десять или двенадцать лет назад, сельская местность вновь была заселена и обогатилась, особенно потому, что богатые люди из Лиона перебрались туда, чтобы сократить свои налоги, а город, наоборот, обеднел. В результате консулы потребовали расследования этого вопроса королевскими чиновниками[807].
Тома Базен упоминает "льстецов, которых всегда полно при дворах королей", которые прикрывали всяческие проступки, так что Карл VII мог практически не знать о злоупотреблениях и насилии в отношении своих подданных, которые "он ни за что не стал бы терпеть". Хронист добавляет: "Все это много раз указывалось королю делегациями, которые провинциалы посылали к его двору и которые часто повторяли эти жалобы"[808]. Мы со своей стороны можем только добавить, что несмотря на фильтры, установленные его окружением, Карл VII в конечном итоге был информирован о происходившем, что вовсе не означает, что он всегда реагировал так, как был должен.
Прошения и мольбы
Для того чтобы донести свои просьбы до Карла VII, города не считались с расходами и всевозможными препятствиями. Так в середине зимы 1445 года Тулуза отправила двух гонцов, которые пересекли Францию и прибыли в Нанси, где король остановился вместе со своим двором. Этим отважным людям осмелившимся отправиться к королю не смотря на снега и кишевших в лесах разбойников, когда они прибыли в Гондревиль, помог один дворянин из свиты короля Рене, который благополучно сопроводил их в столицу Лотарингии, где им было выделено место для проживания. Но им пришлось еще отыскать грамотных клириков, чтобы перевести на французский язык (с языка ок?) для членов королевского Совета список жалоб которые они привезли[809].
Меморандум, составленный по инициативе городского Совета Пуатье, проливает свет на то, как можно было "достучаться" до короля в случае возникновения серьезного вопроса. В 1453 году, по время повторного завоевания Гиени, король провел целых восемь дней в Пуатье, но не в замке или дворце, а в резиденции епископа, которым тогда был Жак Жувенель[810]. Там ему пришлось выслушать "предложение" мэра и эшевенов города, сделанное от имени всех клириков, дворян и буржуа Пуатье, а именно, разрешить "разделение его Парламента", то есть учредить отдельный Парламент в Пуатье (как это было в 1418–1436 годах) и предоставить ему определенную юрисдикцию в ущерб юрисдикции Парижского Парламента. В то время, как и в 1451 году, уже не могло быть и речи о получении Бордо своего суверенного суда из-за его "очень некрасивой измены" в 1452–1453 годах. Король заявил, что даст ответ на меморандум в Туре 10 февраля 1454 года. Делегация Пуату прибыла в назначенное место и дату. В нее входили епископ, мэр, представители Университета, королевский адвокат в Пуату и другие лица. Но она была не единственной заинтересованной стороной дела, поскольку Париж не желал расчленения обширной юрисдикции своего Парламента. Его представителями были епископ Парижа (Гийом Шартье), советник Парламента и купеческий прево Дрё Буде. В назначенный день мэру Пуатье Морису Клавьеру было позволено представить дело королю. Последний принял его "хорошо и ласково" и заявил, что вскоре выслушает и парижан. Через два дня аргументы сторон были представлены королю, председательствовавшему на заседании Большого Совета. Была назначена комиссия в составе епископов Ангулемского (Роберта де Монброна), Мальезе (Тибо де Люса) и Кутанса (Ришара Оливье), Великого магистра двора Франции (Рауля де Гокура), маршала Франции (возможно, Андре де Лаваль-Лоэака) и казначея Франции, сеньора Жана Ардуэна. Начались дебаты. Город Анжер поддержал парижан против Пуатье. Состоялось новое заседание Большого Совета, на котором присутствовали герцог Орлеанский и коннетабль Ришмон, оба враждебно настроенные по отношению к Пуатье. На последнем заседании король озвучил свое решение устами канцлера Гийома Жувенеля, брата епископа Пуатье: в этом городе своего Парламента не будет, а "дни Пуатье" будут проходить в Париже; кроме того, он намерен назначить новых советников и "навести порядок в правосудии своего королевства", чтобы все были довольны[811]. Пуатье, конечно, проиграл, но в рамках правил.
В редких случаях отношения с королевской властью становились гораздо более жестокими. Здесь возникает проблема народных восстаний против государственных поборов, которые были частыми в XIV веке, особенно в нескольких городах королевства в конце царствования Карла V и в первые два-три года царствования Карла VI. После этого все более или менее успокоилось, хотя есть свидетельства проявления недовольства, особенно в Париже. Однако во времена Карла VII такие восстания, похоже,
