Георг Форстер - Путешествие вокруг света

Едва бросив якорь, мы с помощью всякого рода дружелюбных знаков и таитянских слов пригласили местных жителей приблизиться к борту. Они, однако, решились на это не сразу, а подойдя, протянули в знак мира перечное растение, как это принято и на островах Общества, и на островах Дружбы[395]. Как только мы прикрепили эти дары на снастях, они продали нам в обмен на гвозди несколько свежих рыб и больших, совершенно зрелых плодов хлебного дерева, вид которых вызвал радость у всех на корабле.

Туземцы были красивые, хорошо сложенные люди с желтоватой или светло-коричневой кожей, которая, однако, казалась черноватой из-за густой татуировки, украшавшей их тела. Они ходили совершенно нагие, лишь на бедрах был повязан кусок материи, похожей на таитянскую. Борода и волосы были блестящие и черные, а язык больше походил на таитянский, чем на другие диалекты Южного моря, с той только разницей, что здесь не выговаривали «р». Свои очень узкие лодки они делали из сшитых друг с другом планок. Лопасти весел напоминали таитянские и снабжены были сверху круглой головкой.

Мы справились прежде всего о свиньях и попросили привезти их. К вечеру мы имели удовольствие видеть одну возле корабля; ее сразу отдали нам. С наступлением темноты все лодки пропали, как это обычно бывает у народов Южного моря, которых даже столь необычное зрелище, как европейский корабль, не заставит провести ночь без сна. В долинах вокруг нашей гавани было много деревьев, и все подтверждало, кажется, предположение, почерпнутое нами из испанского описания, что мы бросили якорь в гавани Мадре-де-Дьос [бухта Вайтаху].

Согласно астрономическим наблюдениям, она расположена под 9°55' южной широты и 139°8' западной долготы. Сквозь деревья, насколько мы могли видеть, всюду светились огни, из чего справедливо было заключить, что остров густонаселен.

На следующее утро мы могли насладиться прекрасным видом этой земли лучше, нежели накануне, когда облака скрывали ее от наших глаз. В южной части виден был круто поднимавшийся недоступный пик. Вся северная часть представляла собой черную обожженную гору, покрытую до самой вершины зарослями казуарины; отроги ее изгибались вдоль берега и были размыты.

В глубине гавани видна была высокая гора, напоминавшая своей плоской вершиной Столовую гору на мысе Доброй Надежды. С двух сторон от берега к ней вели лесистые долины. На вершине этой, по-видимому, крутой горы мы заметили изгородь или укрепление из жердей, и через подзорную трубу различили внутри ее нечто, показавшееся нам жилыми хижинами туземцев. Испанцы назвали ее крепостью; подобно новозеландским хиппа, это укрепление тоже располагалось на высокой скале и было обнесено изгородью.

Вскоре после восхода солнца показались каноэ, привлеченные вчерашним торгом. В обмен на гвозди нам продали много плодов хлебного дерева. Жители привезли на продажу также бананы и вначале торговали вполне честно, хотя ни у кого не хватило смелости подняться на борт. Вскоре, однако, мы увидели, что нравом они совершенно напоминают таитян. Некоторые начали откровенно нас обманывать, брали в оплату за плоды хлебного дерева гвозди, но самих плодов не давали. Тогда капитан счел необходимым поддержать наш авторитет среди этого народа и навести страх на обманщиков. Он приказал выстрелить поверх голов из мушкета. Сей грохот произвел желаемое действие, они ошеломленно отдали нам плоды, на которых только что хотели нас обмануть.

Некоторые, сбыв свои товары, поднялись на борт поглазеть вокруг и себя показать. Когда капитан собирался сесть с моим отцом в шлюпку, один из них обратил внимание на большую железную стойку, с помощью которой закрепляются снасти при высадке и посадке. Он внезапно схватил ее, прыгнул со своей добычей за борт и, невзирая на тяжесть ноши, очень легко поплыл к каноэ своего товарища, надеясь там оказаться в безопасности. Увидев такое воровство, капитан Кук, еще не успевший сесть в шлюпку, приказал выстрелить из мушкета поверх головы похитителя, а сам в шлюпке поплыл за ним вдогонку. Выстрел, однако, не произвел на дикаря особого впечатления, он уже плыл в каноэ. Капитан Кук приказал выстрелить еще раз. Один офицер, в этот момент вышедший на палубу, был так возмущен дерзостью индейца, что схватил мушкет и убил несчастного на месте. Едва тот упал, его испуганный спутник незамедлительно выбросил стойку, из-за которой произошло несчастье, в море, и капитан, как раз нагнавший их, подоспел во всех отношениях слишком поздно. Он с горечью увидел, как другой дикарь вычерпывал из лодки в море кровь убитого товарища, за его каноэ поспешили к берегу другие.

Теперь все дикари оставили нас. Они торопились провести свои каноэ через прибой и унести в лес мертвое тело. Сразу затем мы услышали бой барабанов и увидели множество дикарей, вооруженных копьями и палицами. Вид их предвещал скорее опасность, нежели надежду на продовольствие. Было в высшей степени достойно сожаления, что злосчастная вспышка ярости одного из наших спутников, толком не разобравшегося, в чем дело, зря погубила индейца. Первооткрыватели и покорители Америки заслужили много справедливых упреков в жестокости, ибо они обращались с несчастными народами этой части света не как со своими братьями, а как с лишенными разума животными и считали себя вправе убивать их чуть ли не ради удовольствия. Но кто бы мог в наши просвещенные времена ожидать, что предубеждения и опрометчивость нанесут едва ли не такой же ущерб обитателям Южного моря? Махеине не мог удержаться от слез, видя, как один человек лишил жизни другого из-за такой малости. Его чувствительность поистине должна бы устыдить цивилизованных европейцев, у коих так много человеколюбия на устах и так мало в сердце.

Плохое состояние здоровья команды не позволяло капитану Куку отказываться от надежды получить здесь продовольствие. Он приказал кораблю войти поглубже в гавань и сам с отборной командой морских пехотинцев и матросов высадился в северной части острова у изогнутых скал. С ним были доктор Спаррман, Махеине, мой отец и я. На скалах нас встретила толпа дикарей более чем в сто человек. Они были вооружены копьями и палицами, однако в ход против нас их не пускали. Мы, всяческими знаками показывая дружелюбие своих намерений, пошли им навстречу; они по-своему ответили тем же. Мы предложили им сесть, что они и сделали. После этого мы попытались объяснить им происшедшее в самом благоприятном духе, дав понять, что стреляли в их земляка только потому, что он похитил нашу собственность, но что были бы рады жить с ними в дружбе и прибыли сюда главным образом для того, чтобы запастись водой, дровами и продовольствием; за это мы готовы предложить им в обмен гвозди, топоры и другие хорошие товары. Наши доводы были очевидны, и туземцы немного успокоились. Казалось, они поверили, что их земляк заслужил свою участь. Убедившись в этом, они дружелюбно проводили нас вдоль берега к ручью, где мы оставили своих водоносов.