Красный Бонапарт. Жизнь и смерть Михаила Тухачевского - Борис Вадимович Соколов
Из трех адресатов телеграммы посла сообщение о якобы готовящемся высшими командирами Красной армии прогерманском перевороте по-настоящему могло напугать только непосвященного Литвинова. Тем более что слова французского министра об «остатках троцкистов» почти буквально совпадали с утверждениями Ворошилова на недавнем пленуме ЦК. Сталин и Молотов сами являлись авторами интриги против Тухачевского и ничуть не взволновались информацией о мнимом заговоре. С их санкции Ежов еще в августе 1936‑го начал завершающий этап операции против Тухачевского, арестовав Примакова и Путну. И совсем неслучайно вскоре после этого, в сентябре, Скоблин сообщил своим партнерам из германской разведки о будто бы зреющем военном заговоре. Данные сведения, по замыслу руководителей НКВД, должны были через несколько месяцев подтвердиться на процессе Тухачевского. Тем самым повысилась бы ценность двойного агента в глазах того же Гейдриха, что позволило бы в дальнейшем более уверенно запускать через Скоблина любую нужную дезинформацию. Распространение же слухов в Германии, Франции, Чехословакии и других европейских странах о подготовке государственного переворота в СССР призвано было как подготовить общественное мнение к будущему раскрытию «военно-фашистского заговора», так и добыть «улики» против Тухачевского, Якира и прочих в виде полученной из-за границы «достоверной» информации (в действительности – лишь отражении чекистской дезинформации) о их будто бы преступных связях с германскими военными.
А вот Бенеш испугался не на шутку. Ведь сведения о заговоре в СССР поступили теперь уже как бы от двух независимых источников – в Германии и во Франции. Значит, дело серьезное. Вдруг подготовка к перевороту зашла столь далеко и ею охвачено столь большая часть командиров Красной армии, что предотвратить неблагоприятное для Чехословакии развитие событий уже невозможно? Поэтому Бенеш ничего сообщать Сталину не стал, а предпочел дать понять советскому послу в Праге, что останется лояльным СССР даже в том случае, если советским руководителям придет в голову фантазия подружиться с Гитлером. Не оставляйте меня, я еще пригожусь… Ведь если два гиганта, Москва и Берлин, смогут сговориться за счет карлика – Праги (а заодно, наверное, и Варшавы), тогда о независимости Чехословакии придется забыть надолго. Судеты наверняка отойдут Германии, а Карпатская Украина-Русь (быть может, вместе со Словакией) – Советскому Союзу. А то, что останется от Чехословацкого государства, будет всецело зависеть от воли двух диктаторов. От такой перспективы можно было потерять голову. И со стороны, когда читаешь сегодня разговор Бенеша с Александровским, чехословацкий президент выглядит уж очень жалко. Александровский, который в апреле 1937‑го о слухах насчет заговора Тухачевского еще ничего не знал, был удивлен и потрясен поведением своего собеседника.
Когда же состоялись суд и казнь мнимых заговорщиков, Бенеш испытал чувство глубокого облегчения. И в новом разговоре с Александровским в начале июля он готов был одобрить все самые жестокие казни и шитые белыми нитками судебные фарсы в СССР, самое суровое подавление демократии Сталиным. Лишь бы тот сохранил антигерманскую направленность советской внешней политики и неизбежный в таких условиях союз с Чехословакией. Только вот честно признаться Александровскому, что сведения о военном заговоре получены во время тайных германо-чехословацких переговоров, Бенеш никак не мог – его бы обоснованно заподозрили в двойной игре. Поэтому пришлось выдумать двух мифических германских военных, с которыми будто бы встречался чехословацкий посол в Берлине. А сам момент получения информации передвинуть с февраля на январь, на время перерыва в переговорах Маетны с Траутмансдорфом, чтобы на случай, если советская разведка все же узнала о них, не было оснований считать, будто сведения о заговоре Тухачевского получил во время этих переговоров.
Однако опытный дипломат Александровский разгадал игру Бенеша. В личном письме наркому Литвинову, отправленном 13 июля 1937 года, вскоре после беседы с одним из ближайших сотрудников Бенеша, Лауриным, и одновременно с записью беседы с президентом 3 июля, он вскрыл смысл основных шагов чехословацкой дипломатии в последние месяцы: «Насколько припоминаю, усиленные разговоры о возможности чехословацко-германского сближения, и в частности разговоры Лаурина, в которых он утверждал, что Бенеш сам ищет возможность договориться с Германией, относятся к началу этого года, главным образом к февралю и марту (в действительности германо-чехословацкие переговоры шли еще с конца 1936‑го. – Б.С.)… Мой последний разговор с Бенешем… мне кажется, не оставляет… сомнений в том, что чехи действительно имели косвенную сигнализацию из Берлина о том, что между рейхсвером и Красной армией существует какая-то особая интимная связь (здесь «интимная», безусловно, – только в значении «близкая, доверительная». – Б.С.) и тесное сотрудничество. Конечно, ни Бенеш, ни кто другой не могли догадаться о том, что эта сигнализация говорит об измене таких крупных руководителей Красной армии, какими были предатели Гамарник, Тухачевский и др. Поэтому я легко могу себе представить, что Бенеш делал из этих сигналов тот вывод, что советское правительство в целом ведет двойную игру и готовит миру сюрприз путем соглашения с Германией. В положении Бенеша было вполне естественно задаваться тогда вопросом, что же делать Чехословакии перед лицом такой возможности… Я не сомневаюсь в том, что Бенеш и Крофта (министр иностранных дел Чехословакии. – Б.С.) действительно зондировали почву у немцев, встречались с Траутмансдорфом и пользовались своим посланником Маетным в Берлине для того, чтобы расчистить дорогу для чехословацко-германского соглашения, а Бенеш имел в виду забежать таким образом вперед и договориться с Германией раньше, чем ожидавшийся им «сюрприз» советско-германского сближения стал бы общеизвестным фактом. Одновременно он поручал Лаурину сигнализировать через меня, что он может договориться с Германией раньше, чем это сделает СССР, и тем понудить нас, если не заговорить с ним откровенно, то учесть заблаговременно такую возможность в пактировании с Германией. Если бы советское правительство действительно подготовляло соглашение с Германией, то такой план Бенеша был бы вполне понятен и достиг бы своих результатов. Я считаю весьма характерным то, что сказал мне Бенеш теперь, а именно, что Чехословакия вынуждена была бы «опираться и на Россию Тухачевского», а также договориться с Германией, хотя это и было бы началом зависимости Чехословакии от Германии».
Все хорошо в этом по-своему блестящем анализе. Вот только одно удивляет. Почему-то ни Бенеш, ни Александровский не задались элементарным вопросом: отчего, если прогерманский заговор в Красной армии
