Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

– Я, товарищ старший лейтенант, никаких бумаг делать не буду! Ты флагман, ты и занимайся.

– Но ведь я не отвечаю за ваше имущество, – возразил я. Можете считать, что проделанная мной на вашем корабле ревизия – моя любезность за предоставленную каюту. И если вы не сделаете то, что я советую сделать, то ревизию будет проводить ревизор из медотдела. И поверьте мне, за все утерянное на вашем корабле медицинское имущество будите платить вы лично, т.к. у вас не назначено даже лицо, ответственное за его хранение.

– Вы много берете на себя, товарищ старший лейтенант. Вы еще зеленый, чтобы указывать командиру корабля, – взорвался Дмитриев.

– Если я и зеленый, то все же не вам давать мне указания по вопросам организации медицины. Вспомните, чем закончился ваш демарш против медицинской службы на крейсере. Так что советую все же выполнить мои указания, – уже с угрозой заявил доктор. – Я вас предупредил.

Взбешенный Дмитриев удалился на свой корабль, где и сорвал зло на помощнике командира по снабжению, объявив ему выговор за подгоревшие котлеты.

Через три дня командирами кораблей мне были представлены требуемые акты, добросовестно отпечатанные корабельными писарями. Дмитриев остался верен себе и акты не представил. Еще через двое суток на “Бесшумном” работал майор Михаленок, подсчитывая убытки, нанесенные Дмитриевым государству. Еще спустя сорок восемь часов командующим был издан приказ, обязывающий финансиста удержать из оклада денежного содержания строптивого командира 980 рублей 21 копейку. Таким образом Дмитриеву было доказано, что зеленый цвет, несмотря на свою непопулярность на флоте, может иметь определенное значение в жизни моряков. Командиры кораблей, вовремя сработавшие бумаги, потешались над высеченным “годком” флота Российского. Комбриг на жалобы Дмитриева по поводу “недобросовестности” и “нетоварищеского” поступка ФМ резюмировал:

– Док прав. А ты впредь будешь умнее. Не послушался старлея – плати и не чирикай.

980 р. 21 к. были уплачены Дмитриевым за укрепление авторитета флагманского врача среди командиров кораблей, офицеров штаба и медицинского состава объединения. Отныне даже Дмитриев не мог открыто перечить старшему лейтенанту медслужбы, тем более, что требования его были чаще всего справедливы. 

Зима севера Хабаровского края была в разгаре, охлаждая крепкими морозами служебный пыл и горячие головы флотских лейтенантов. Море, скованное тяжелым панцирем полутораметрового льда, спало, отдыхая после летних штормов в ожидании оных. Яркое солнце, отражаясь от девственно чистой белизны голубого снега, веселило душу и резало глаза. Природа застыла в торжественном летаргическом сне. Тайга надежно укрыла своих обитателей, защищая их нежно от холода, чтобы дать возможность весной включиться в вечный круговорот вещей в природе. Завалившись в берлоги, медведи сладко сосали собственные лапы, погрузившись в спячку. Снилась им сладкая малина и кислые муравейники.

Не спал только корабельный медведь Румпель на ЭМ “Внимательный”. Это был уникальный медведь, так как свое воспитание получил на эскадренном миноносце, волею судьбы и матросов попавший туда еще в младенческом возрасте. Будучи малышом, он радовал публику своей неистощимой энергией и веселой изобретательностью, утаскивая по ночам неизвестно куда ботинки спящих военморов или воруя сахар на камбузе. Несмотря на то, что морякам часто приходилось пить несладкий компот, никто и в мыслях не держал зла на всеобщего любимца. Снабженцы же Румпеля просто боготворили, списывая на неукротимый аппетит последнего невыданную экипажу сгущенку. Время шло, и из маленького маменькиного сыночка вырос достойный сын полка со своих характером и претензиями. Почувствовав силу, он в течение года приобрел замашки махрового “годка”, словно третий год службы его на эсминце подходил к концу. Обычно в очереди за получением пищи на камбузе впереди становятся старшие по сроку службы, несмотря на усилия дежурно-вахтенной службы расставить очередь в порядке номеров баков. Молодежь получает пищу последней. Но на “Внимательном” порядок получения пищи был установлен в строгом соответствии с требованиями политического отдела и командования, ведущих бескомпромиссную борьбу с любыми проявлениями “годковщины” на кораблях, и молодежь всегда оказывалась в первых рядах. Румпель, четко усвоив флотские традиции, следил за порядком гораздо бдительнее старшего помощника. Через 2-3 минуты после сигнала на обед, когда очередь выстраивалась у раздаточного окошка, подходил Румпель и, хватив лапой за мягкое место впереди стоящего, выбрасывал его из очереди под дружный хохот довольных “годков”.

– Правильно, Румпель!

– Даже медведь знает, что карасям впереди делать нечего, – гудела толпа.

– Это вам не заместитель по политчасти, он свое дело туго знает.

Румпель, плотно пообедав, шел по кораблю в поисках развлечений, любимым из которых была вольная борьба. Чинно подходил он к первому попавшемуся на пути матросу, вставал на задние лапы, а передними обнимал соперника сзади. Побороть медведя, заматеревшего на усиленном матросском пайке, – дело безнадежное. Поэтому наученные жизнью и Румпелем соперники, замерев в объятиях его, стояли, не делая попыток к сопротивлению. Неопытные же караси, движимые страхом или желанием избавиться от настырного спортсмена, начинали отбиваться от предлагаемого Румпелем честного поединка. И неизбежно валились на палубу под свист и улюлюканье товарищей. Особенно много хлопот доставлял Румпель вахтенным 3 трапа, снимая их с вахты и навлекая на военморов гнев старшего помощника. С вахты матросов снимал, правда, старпом. За борьбу с медведем во время исполнения обязанностей военной службы.

Осенью медведь, движимый своей медвежьей природой, сделал попытку залечь в спячку в берлоге, однако, выбрал для устройства ее не лучший вариант. Натаскав в кормовую трубу эсминца различного хлама, Румпель, укрывшись ватником, сладко уснул. Блаженство продолжалось до тех пор, пока механики не ввели в действие кормовой котел. Разбуженный ядовитым дымом выхлопа, медведь с ревом вылетел из трубы и, сбив с ног поднимающегося на корабль по трапу боцмана, пулей вылетел на лед. В течение трех суток Румпель ходил вокруг корабля, не рискуя подняться на борт и гоняясь по льду за военными строителями, одетыми в зеленую форму.

Однажды моряки стали свидетелями забавного происшествия или же комедии (все в мире относительно), устроенного Румпелем перед полутысячной аудиторией зрителей.

По выходным дням на льду залива собирается около полутысячи любителей подводного лова. С терпением обреченных на смерть, они целыми днями сидели на морозе в надежде вытащить несколько корюшек или зубарей из-под соленого морского льда. Удивительное трудолюбие. Заинтересовавшись процессом рыбной ловли, или надеясь полакомиться свежей рыбкой, Румпель направился к рыбакам. Любитель-индивидуалист, пробурив лунку в стороне от остальных рыбаков, увлеченно орудовал снастями. К нему-то и подошел корабельный мишка. Оскорбившись видимо тем, что рыбак не обращает на гостя абсолютно никакого внимания, Румпель привычно обхватил бедолагу сзади за плечи передними лапами, предлагая борцовскую схватку. Недовольный рыболов, видимо решив, что мешает ему заниматься делом один из товарищей, так как видеть медведя, находящегося за спиной, ему не позволял поднятый воротник тулупа, больно ткнул шутника в бок локтем. Румпель решил, что вызов на поединок принят, начал валить соперника на лед. И когда медвежья морда оказалась перед взором рыбака-любителя, тот диким голосом заорав “мама!”, выскочил из тулупа и валенок со скоростью двух чемпионов мира по бегу, босиком унесся вдаль, бросив на произвол судьбы и улов, и все свои рыбацкие снасти. Не ожидавший подобной прыти Румпель, в свою очередь, без оглядки рванул к кораблю. Сотня матросов и рыбаков, ставших свидетелями сей оказии, валились с ног от хохота. Не до смеха было только борцам, один из которых после схватки начал заикаться, а другой навсегда потерял интерес к этому виду спорта. Характер у Румпеля стал просто отвратительным. Появившаяся в нем злобная агрессивность по отношению к личному составу, привела его в конечном итоге на эшафот. Печально.