Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12 - Сергей Владимирович Волков
2 – Назначенный состав эшелонов и частей не может быть изменен в большую сторону иначе, как по приказанию начальника группы или его заместителя.
3 – Беженцы перевозке не подлежат впредь до получения на то приказания Главнокомандующего. Принятие кого бы то ни было в состав части без приказа начальника группы воспрещается. За точное исполнение сего отвечают начальники частей и начальники эшелонов.
4 – К погрузке допускаются только здоровые, за этим следят и отвечают врачи по назначению начальника эшелона. Обнаружение на борту острозаразного больного влечет за собой задержку на пароходе и карантин всего гарнизона.
5 – Из госпиталя и санатория будут выписаны в свои части все выздоравливающие и легко больные незаразного характера. Командирам частей будет прислан список острозаразных больных, находящихся в госпитале. Командиры частей обязаны проследить, чтобы никто из помещенных в этом списке не явился бы самовольно в части для погрузки.
6 – Французским интендантом будет выдан запас продовольствия по расчету французского командования.
Независимо от сего бригадному интенданту 1-й Донской бригады выдать в части 1-го и 2-го эшелона по 800 граммов муки на все время переезда, из которой начальникам частей произвести выпечку хлеба и выдать таковой добавочно к французскому пайку при посадке на пароходы. Остальной запас муки передать Кубинту для выдачи остающимся частям и беженцам по расчету на человека по 100 граммов в сутки и 800 граммов на время переезда в Болгарию.
7 – С собою взять: а) походные кухни по расчету 1 кухня на 225 человек и всю кухонную посуду; б) палатки «Марабу» по расчету 1 палатка на 10 человек с добавкой одной палатки на каждых 200 человек, то есть на 1000 человек 105 палаток. Большие палатки брать не разрешается. Начальникам частей принять меры, чтобы большие палатки не разрушались и оставлялись в лагере в исправности на своих местах; в) кровати, матрацы французского и английского происхождения брать с собой не разрешается.
8 – Ввиду неприспособленности «410» и «412» для перевозки большого гарнизона, всем запастись на дорогу чистой пресной водой.
9 – Взять с собой топливо для варки в походных кухнях в пути».
Теперь уже сомнений не было. Отправка в Болгарию – дело решенное. И казаки начали оживленно и весело, но вместе с тем и деловито собираться в далекий путь.
По лагерю то там, то здесь стучали молотки, скрипело дерево, это упаковывали в ящики казенное имущество, разные громоздкие вещи, а кое-кто из людей предусмотрительных и свои вещи для дороги заколачивали в ящики. Стирали белье, весь берег моря был усеян казаками, ожесточенно начищавшими песком котелки, сковородки и прочую незатейливую, по большей части – самоделковую кухонную посуду и утварь. «К Великому дню так не готовились, как теперь», – говорили казаки. А кухни были так старательно выскоблены и вычищены, как, вероятно, никогда за все время их существования. Слышался смех, казаки перебрасывались шутками, а временами дружно затягивали песни, длинные, походные. Глядя на этих веселых, оживленно бегающих, смеющихся и поющих людей, трудно было в то время сказать, что это изгнанники, оставившие Родину, дома и родных, несколько лет терзаемые ожесточенной войной и только что пережившие голод и холод, тоску и уныние Лемноса. Так всколыхнула, переродила казаков радостная весть.
С некоторой завистью смотрели на уезжавших остающиеся. Но и эти потихоньку начали собираться, утешая себя мыслью: «Все равно все там будем. Год жили, можно каких-нибудь две недельки и лишних на Лемносе посидеть». Хуже всех, сравнительно, чувствовали себя казаки, находящиеся в разных хозяйственных учреждениях лагеря. Приказ по лагерю (№ 78) ясно и определенно говорил о них: «Находящиеся в командах опреснителя, хлебопекарни, транспорта, бригадного интенданта, кубанских интенданта и инженера, а также команды госпиталей и лазаретов – назначены к погрузке в 4-й эшелон, вместе со своими управлениями и заведениями. За самовольное оставление команд – переводить немедленно в беженцы и после этого совсем не допускать к погрузке для отправки в Болгарию». И им ничего не оставалось делать, как скрепя сердце ждать своей очереди.
Вышедшим на следующий день приказом по лагерю уже назначался срок погрузки и определялся состав эшелонов.
«Главнокомандующий приказал – в числе 7000 человек, назначенных к перевозке в Болгарию, перевезти: 3500 человек с острова Лемнос и 3500 человек – с Галлиполи из состава 1-го армейского корпуса.
1 – Жены и дети, для перевозки, идут в счет указанного числа мест; вопрос о дальнейшем порядке их довольствия окончательно еще не решен.
2 – Погрузка 1-го эшелона – 12 часов 27-го сего августа на пристани № 1.
3 – Погрузка 2-го эшелона – с пристани № 4; начало погрузки будет указано по прибытии транспорта «412».
4 – Никакого оружия (винтовки и пулеметы) не брать. Холодное оружие и револьверы разрешается иметь только офицерам.
5 – Состав 1-го и 2-го эшелонов при сем объявляется. Остальные части и учреждения будут перевезены третьим эшелоном.
6 – Я и штаб группы отправятся с третьим эшелоном.
Генерального штаба генерал-лейтенант Абрамов».
Проснувшиеся с зарею 27 августа казаки увидели в тумане залива характерный контур «410»-го. Начались лихорадочные сборы. Спешно доделывалось, чего не успели еще сделать, пекли, жарили, варили. Мыли бутылки, фляжки и прочую посуду для воды. Наученные горьким опытом нескольких эвакуаций, казаки теперь основательно собирались в путь. Жарили пирожки, пекли лепешки, запасались всякой снедью на дорогу. С самого рассвета у корпусной лавки стояла длинная очередь казаков, покупавших сахар, чай, рис, лимоны и другие необходимые продукты для дороги. А у пристани тем временем уже выросла и все увеличивалась гора вещей, заблаговременно сносимых туда для погрузки.
Ко времени погрузки на пристань прибыли французские офицеры и усиленный наряд стрелков. Все бывшие на пристани казаки были удалены, и пристань оцеплена. У пристани уже стоял причаленный болиндер, громадный, неуклюжий и грязный, около которого пыхтел насквозь прокопченный катерок.
Вот при входе на пристань, среди стоявшей там группы французских офицеров и русских начальников, произошло движение, и один из русских офицеров, среди всеобщей тишины, начал по списку выкликать фамилии казаков. «Подхорунжий Петров Иван!.. Вахмистр Сетраков Козьма!.. Урядник Брехов Семен!..» – разносилось отчетливо по пристани. «Я!.. Я!.. Я!..» – слышалось радостное в ответ, и казаки, один за другим, согнувшись под тяжестью вещей, но бодро и весело проходили на пристань, за оцепление, и скорым шагом спешили к болиндеру.
