Жорес Медведев - Никита Хрущев

Изменялся облик художественной литературы и соответственно ее влияние на жизнь общества. Заметным явлением стало, например, издание сборника стихотворений М. Цветаевой в 1961 году – первая подобная публикация стихов крупнейшей русской поэтессы, покончившей с собой в 1941 году, вскоре после возвращения в СССР из эмиграции. Всеобщее внимание привлекли мемуары И. Г. Эренбурга «Люди, годы, жизнь», которые печатались в «Новом мире» и первый том которых уже в 1961 году был издан отдельной книгой.

После XXII съезда КПСС в художественной литературе нашла отражение и тема лагерей и тюрем. Ей посвящен один из ярких эпизодов в романе Ю. Бондарева «Тишина». Но самым значительным событием стала, конечно, публикация в № 11 журнала «Новый мир» за 1962 год повести А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Вопрос о такой публикации не мог самостоятельно решить главный редактор А. Твардовский, хотя он счел повесть Солженицына выдающимся произведением и с чисто литературной точки зрения. Твардовский действовал настойчиво, но осторожно. Он хорошо знал, что еще два года назад был не только запрещен, но и «арестован» роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», в котором также поднималась тема сталинских лагерей. Гроссман передал свою рукопись в журнал «Знамя», но через несколько месяцев все ее экземпляры были изъяты по решению властей из редакции, из квартиры писателя, у некоторых его друзей, а также из сейфа А. Твардовского в редакции «Нового мира». Между тем B. Гроссман был одним из наиболее известных советских писателей, тогда как Солженицын – всего лишь скромным учителем физики в рязанской школе. Прочитав повесть, Твардовский не спешил с ее публикацией и представлением в цензуру. Собрав немало восторженных отзывов крупнейших литераторов, включая C. Маршака, К. Чуковского, К. Симонова и других, он передал текст повести самому Хрущеву. Помощник Хрущева B. C. Лебедев прочел ее Никите Сергеевичу в конце августа или начале сентября 1962 года. Повесть понравилась Хрущеву, а также Микояну. Однако сведения о режиме и порядке в лагерях, даже сталинского времени, считались тогда секретными, и потому вопрос о публикации произведения Солженицына был включен в повестку дня очередного заседания Президиума ЦК КПСС, все члены которого получили срочно напечатанную редакцией «Известий» верстку. Никто, кроме Микояна, не возражал, но и не поддержал Хрущева. «Вы не разобрались в этом вопросе», – сказал Хрущев и перенес обсуждение на следующее заседание. Через неделю Президиум ЦК КПСС одобрил публикацию повести Солженицына. Это явилось важным событием не только в литературной, но и общественной жизни страны, которое вызвало множество откликов и в нашей стране, и за границей. Затем повесть была дважды издана отдельной книгой большим тиражом. В декабре 1962 года «Правда» опубликовала отрывок из рассказа Солженицына «Случай на станции Кречетовка», который вместе с рассказом «Матренин двор» был напечатан в первом номере журнала «Новый мир» за 1963 год. Вскоре и в других журналах стали появляться отдельные рассказы и повести о сталинских лагерях. Перестала быть запретной в художественной литературе, публицистике и тема советских военнопленных, их трагической участи. В военных мемуарах все чаще встречалась критика Сталина и репрессий, особенно среди военных кадров. Лишь немногие воспоминания (например, генерала А. Горбатова) были опубликованы, остальные широко распространялись в списках. Именно в это время возникло понятие «самиздат». Конечно, неконтролируемое распространение различных произведений, главным образом стихов и поэм, существовало и в 50-е годы. Теперь же широкое распространение в списках получили публицистические произведения, мемуары, повести, рассказы и романы. Такие рукописи, как «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, «Колымские рассказы» В. Шаламова, «Это не должно повториться» С. Газаряна, «Очерки по истории агробиологической дискуссии» Ж. Медведева, оставляли глубокий след в сознании тех, кто их читал.

Постепенно изменилось к лучшему положение в кинематографии, театральной жизни. Как раз в 1961–1963 годах на экраны страны вышли такие получившие международное признание фильмы, как «Чистое небо», «9 дней одного года», «Иваново детство», «Живые и мертвые», заканчивались съемки большого двухсерийного фильма «Председатель», который вышел на экраны в 1964 году и имел громадный успех у советских зрителей. С постановки спектакля по пьесе Б. Брехта «Добрый человек из Сезуана» начал работу Театр драмы и комедии на Таганке под руководством Ю. Любимова. На многие годы этот театр стал самым посещаемым в Москве, особенно молодежью. Появился на экранах страны и сатирический киножурнал «Фитиль».

После XXII съезда КПСС в советской общественности стала отчетливей звучать тема ответственности за репрессии сталинских лет, а также требования о расследовании преступлений прошлого и наказании виновных. Но Хрущев лично воспротивился движению в этом направлении. Дело ограничилось исключением из партии Молотова, Маленкова и Кагановича. Другие отделались легкими партийными взысканиями и лишились части правительственных наград. Так, например, 4 апреля 1962 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР об отмене наград 700 офицерам НКВД, полученных ими весной 1944 года. Как можно легко догадаться, речь шла о работниках НКВД, руководивших депортацией некоторых народностей Северного Кавказа и Нижнего Поволжья. Очень медленно решались вопросы о политической и юридической реабилитации незаконно репрессированных и погибших людей, дела которых были отложены в 1956–1957 годах. В ЦК КПСС и в Прокуратуре СССР не производилось расследование по таким фальсифицированным судебным делам 1928–1931 годов, как «Шахтинское дело», дело «Промпартии», дело «Трудовой крестьянской партии», дело «Союзного бюро меньшевиков» и др.

В 1963 году Хрущев пригласил к себе И. Эренбурга, с которым у него был конфликт. В ходе беседы писатель поднял вопрос о реабилитации одного из выдающихся деятелей Октябрьской революции Ф. Ф. Раскольникова. Вскоре в печати появились большие статьи о жизни и деятельности Раскольникова. Была закончена и работа комиссий по проверке политических судебных процессов 1936–1938 годов. Выводы не оставляли сомнений в том, что процессы строились на намеренной фальсификации, а потому и все приговоры военной коллегии Верховного суда СССР должны быть формально отменены как ошибочные. Естественно, что все жертвы приговоров, включая и таких видных в прошлом деятелей ВКП(б), как Н. Бухарин, А. Рыков, М. Томский, Л. Каменев, Г. Зиновьев, Ю. Пятаков, Л. Серебряков, Г. Сокольников и многие другие, должны быть реабилитированы по крайней мере в юридическом отношении. Хрущев был склонен принять такое решение. При его личном участии были реабилитированы и в юридическом и в партийном отношении 17 видных государственных и партийных деятелей, осужденных на фальсифицированных процессах 1936–1938 годов, таких как Н. Крестинский, Г. Гринько, М. Чернов и др. Однако на Хрущева стали оказывать большое давление не только члены Президиума ЦК, но и некоторые виднейшие руководители западных компартий. Особенную активность проявлял Морис Торез. По свидетельству А. В. Снегова, разговор Хрущева с Торезом проходил довольно резко. «Какие мы ленинцы, – говорил Хрущев, – если мы хорошо знаем теперь, что все эти процессы были ложью, но продолжаем молчать, выдавая тем самым ложь за правду?» Торез не оспаривал лживости «показательных» процессов 30-х годов. Но он просил отложить проведение новых антисталинских разоблачений, заявляя, что это нанесет большой урон мировому коммунистическому движению. Хрущев поддался этому давлению, отложив на неопределенное время новые реабилитации. И тем не менее, несмотря на непоследовательность многих его действий и заявлений, атмосфера в обществе продолжала улучшаться. Дж. Боффа, бывший корреспондент итальянской коммунистической газеты «Унита» в Москве и вдумчивый наблюдатель советской жизни, писал в середине 60-х годов: «Отклики советских людей на XXII съезд по некоторым аспектам оказались более глубокими, чем результаты XX съезда. За шесть лет многое изменилось. Советское общественное мнение гораздо более энергично и агрессивно стремилось ответить не только на вопросы, поставленные съездом, но и на вопросы, лишь им затронутые и не поставленные или даже обойденные. Во всем образе мышления стали внезапно происходить быстрые перемены… Обвиняемым был уже не только Сталин, но и сталинизм, то есть определенная концепция политической жизни страны. Это было самое большое из того, что принес 1962 год… “Один день Ивана Денисовича” был новым этапом в советской литературе… Это было нечто большее, чем литературный факт. Это было крупное общественное событие… Из источника, к которому я питаю максимум доверия, я знаю, что Хрущев иногда подумывал о двух радикальных мероприятиях: об отмене внутренней цензуры и о публичном отказе от решений по искусству, принятых при Жданове… Внезапно все изменилось» [162] .