Секрет Сабины Шпильрайн - Нина Абрамовна Воронель
С паролем, собственно, проблем не было – это была девичья фамилия моей мамы. Хоть маму я не помнила, ее девичью фамилию я забыть не могла. Но код запомнить было непросто – он состоял из двенадцати цифр и тире. Не то чтобы я не могла выучить его наизусть, но меня мучил страх, что я могу что-нибудь забыть или перепутать. Я пришла домой и стала озираться в поисках укромного места, куда бы я могла спрятать записку. Мне это напомнило древнюю историю с презервативом, сброшенным Маратом на пол перед самым приездом Феликса. К сожалению, я не могла повторить остроумное решение той давней проблемы, потому что еще не успела в своей новой квартире завести цветы в горшках.
С горя я пошла на кухню приготовить себе чашку кофе, и тут мой взгляд упал на висящий над кухонным столом настенный календарь, на страницах которого были обведены красным дни лекций и семинаров Феликса. И само собой возникло гениальное простое решение: я отметила точкой на каждой странице календаря очередную цифру кода, благо их было двенадцать, и спустила записку в унитаз.
Успокоенная, я наспех распаковала чемодан, свалилась в постель и сладко заснула. Как ни странно, Феликс мне больше не звонил, чему я была несказанно рада. Они с Сабинкой должны были прилететь из Берлина через два дня, так что весь следующий день я просидела над Лининой книгой, а назавтра задумала проверить свою способность воспользоваться банковским ящиком. Я аккуратно списала код с календаря, приехала в банк, набрала пароль на планшетке у двери в подвал, нашла свой ящик и набрала его код. К моему восторгу, ящик послушно открылся. Я вынула оттуда серебристую сумку, спрятала на ее место свою старую, закрыла ящик и вышла на улицу.
Что делать дальше, я не знала – идти мне было некуда, звонить некому. Еще месяц назад я могла бы позвонить Лине, но Лины больше не было, а позвонить Марату было невозможно – он на моих глазах сломал и выбросил свой мобильник. Вдруг меня осенило: «Завтра приедут Феликс с Сабинкой. Так почему бы мне не использовать последний свободный день, чтобы съездить в Кюснахт и посмотреть на дом?»
Я шла из банка по набережной, и пристань была совсем близко. Я добралась до пристани как раз вовремя, чтобы вскочить в трамвайчик-паром, уходящий на Кюснахт. И всю дорогу вспоминала, как на этом трамвайчике Сабина ехала к Юнгу, обзывая себя мокрой болонкой.
Через полчаса я сошла на берег и вынула из сумки записку с адресом. Купленный Маратом дом оказался в двадцати минутах ходьбы от пристани. Я довольно быстро разобралась с ключами, отперла ворота, вошла во двор и направилась к дому по тропинке, вьющейся среди кустов сирени. Дом открылся мне неожиданно: он стоял среди деревьев, не слишком большой, не такой, как гостевой дом на Николиной горе, но и не очень маленький, а как раз в самый раз. Элегантно очерченный, как и полагается швейцарскому дому, двухэтажный, с двумя террасами и балконом.
Я покрутила в руках ключи, прикидывая, каким из них отпирается входная дверь, но сделать это сразу не решилась. Чтобы набраться смелости, я села на скамейку в маленькой беседке, которую заметила среди кустов, и запретила себе распускаться. Самое правильное – считать, что Марат обязательно приедет, и приготовить дом к его приезду. Я подобрала нужные ключи и вошла в дом: передо мной простирался большой вестибюль, типа английского холла, он мог бы одновременно служить столовой и гостиной. Устройство холла имело смысл отложить на потом, когда все утрясется. Из холла открывалась дверь в кухню, которая была почти полностью обустроена – там стояли плита с духовкой, холодильник, микроволновая печь и красивый круглый стол со стульями, рассчитанный на многочисленное семейство.
Все остальные комнаты на обоих этажах были просторные, красивые и пустые. К приезду Марата я решила подготовить спальню и кухню – для начала этого было бы достаточно. Комнатой для Сабинки я могла заняться потом, вместе с Маратом. Мне необходимо было действовать, потому что любая остановка могла швырнуть меня в бездну истерики. И тогда прости-прощай! Не давая воли своему отчаянию, я помчалась обратно в Цюрих, в тот же мебельный магазин, где я покупала мебель для нашей с Феликсом квартиры, и, обстоятельно осмотрев бесконечный парад спален, выбрала одну, не слишком дорогую и вполне красивую. Я оформила покупку при помощи маратовской кредитной карточки, вписала в квитанцию адрес дома в Кюснахте и назначила доставку на послезавтра на двенадцать часов дня, когда Сабинка, по моим расчетам, будет в детском саду, а Феликс в университете.
Потом поднялась на второй этаж и купила одеяло, две подушки, покрывало, два комплекта постельного белья, два халата и четыре полотенца и добавила это все к списку доставки, а доставку перенесла на час дня – как знать, что меня задержит? Когда я вышла из мебельного магазина, я почувствовала такую усталость, что чуть было не поддалась соблазну сразу ехать домой с серебристой сумкой, минуя банковский ящик. Но какая-то чужеродная воля, напомнившая мне опять ту древнюю историю с презервативом, через силу поволокла меня в банк, чтобы избавить от сумки, карточки и ключей. Труднее всего мне было расстаться с телефончиком – мне казалось, что, как только я запру его в ящик, мне позвонит Марат.
При мысли о Марате, пытающемся сбросить со своего следа российские власти, мне прямо в трамвае стало дурно, но я преодолела тошноту и дурноту, так что, слава богу, никто ничего не заметил. Я так хорошо знала свою родину, особенно после того, как записала воспоминания Лины, что больше всего на свете боялась ее бульдожьей хватки. Мучительно волоча ноги, я добрела от остановки до квартиры и, не раздеваясь, упала на кровать, зарылась головой в подушку и провалилась в небытие.
Я проснулась среди ночи в холодном поту. Ах, не было рядом со мной Фрейда, который мог бы истолковать мой сон! Мне привиделось, что по полу моей цюрихской квартиры, извиваясь, ползла длинная-длинная змея. Она
