Запасной - Принц Гарри, Герцог Сассекский
Я поблагодарил его за беспокойство и заверил, что у меня всё хорошо. Я разволновался перед полным залом больных детей и их родственников, потому что сам недавно стал отцом - в этом нет ничего необычного.
Уилл повторил, что у меня всё плохо. Снова сказал, что мне нужна помощь.
Я напомнил ему, что прохожу курс психотерапии. На самом деле он сам недавно говорил, что хочет пойти со мной на сеанс, потому что подозревает, что мне там «промывают мозги».
- Ну вот и пойдем, - сказал я. - Тебе это будет полезно. Нам обоим будет полезно.
Он так и не пошел..
Стратегия Уилла была абсолютно понятной: я нездоров, следовательно, делаю глупости. И всё, что я делаю, можно поставить под сомнение.
Я с трудом сдерживался, чтобы не нагрубить ему в смсках. Тем не менее, наш разговор перерос в спор, длившийся трое суток. Дискуссия продолжалась до поздней ночи - никогда прежде не было у нас такой перепалки в смсках. Мы злились, но настолько не понимали друг друга, словно говорили на разных языках. Сейчас я понял, что мой наихудший страх стал реальностью: после месяцев терапии, после тяжелой работы над собой с целью стать более осознанным и независимым я оказался чужим для собственного старщего брата. Он больше не воспринимает меня, как родственника, не может меня терпеть.
Или, возможно, это - просто стресс последних нескольких лет, последних нескольких десятилетий наконец вылился наружу.
Я сохранил сообщения Уилла. Они до сих пор у меня. Я иногда их перечитываю с грустью и недоумением, спрашивая себя: «Как мы вообще до такого дошли?».
В последних сообщениях Уилл писал, что любит меня. Очень обо мне беспокоится. Сделает всё необходимое, чтобы мне помочь.
Написал, чтобы я никогда в этом не сомневался.
72.
Мы с Мег обсуждали отъезд, но на этот раз речь шла не о том, чтобы провести денек в Умблдоне или уик-энд с Элтоном.
Мы говорили о побеге.
Наш друг знал кого-то, кто может сдать нам дом на острове Ванкувер. Тихий, зеленый, кажется, вдали от цивилизации. Друг сказал, что добраться туда можно только на пароме или на самолете.
Ноябрь 2019-го года.
Мы прибыли туда с Арчи, Гаем, Пулой и няней под покровом тьмы, в грозовую ночь, и несколько дней пытались прийти в себя. Это было несложно. Нам больше не нужно было с утра до вечера думать, что на нас могут напасть из засады. Дом находился на краю искрящегося зеленью леса, здесь был огромный сад, где Арчи мог играть с собаками, почти рядом - чистое холодное море. У меня была возможность плавать по утрам для укрепления здоровья. И главное - никто не знал, где мы находимся. Мы мирно ходили в походы, плавали на каяках, играли в игры.
Через несколько дней нам понадобились запасы. Мы робко высунулись из дома, поехали в ближайшую деревню, пошли по тротуару, как люди в фильме ужасов. Откуда последует нападение? С какой стороны?
Но ничего не произошло. Никто не был в шоке. На нас никто не смотрел. Никто не доставал айфоны. Все знали или чувствовали, что с нами что-то происходит. Нас пропускали, давая понять, что нам здесь рады, нам дружелюбно улыбались и махали. Нам дали понять, что мы - часть сообщества. Благодаря местным жителям мы почувствовали себя нормальными.
На шесть недель.
А потом «Daily Mail» опубликовала наш адрес.
Через несколько часов приплыли лодки. Вторжение с моря. Каждая из лодок ощетинилась длиннофокусными телеобъективами, словно пушками на борту, и все телеобъективы были направлены на наши окна. На нашего сына.
С играми в саду покончено.
Мы схватили Арчи и потащили его в дом.
Они фотографировали через окна кухни, как он ест.
Мы задернули шторы.
Когда мы в следующий раз поехали в город, по маршруту нас встречали сорок папарацци. Сорок. Мы посчитали. Некоторые отправились за нами в погоню. В нашем любимом маленьком универмаге повесили печальное объявление «Журналистам вход воспрещен».
Мы поспешно вернулись домой, еще плотнее задернули шторы, в доме снова воцарились вечные сумерки.
Мег сказала, что круг замкнулся. Она вернулась в Канаду и боится открыть шторы.
Но штор оказалось недостаточно. Камеры слежения на заборе заднего двора вскоре зафиксировали мужчину, худого, как скелет: он ходил вокруг, вынюхивал, искал способ пробраться внутрь. И фотографировал через забор. Одет он был в замызганную дутую безрукавку, грязные брюки едва скрывали поношенные туфли, выглядел он так, словно способен на любую низость. На любую. Звали его Стив Деннетт. Он был папарацци-фрилансером, уже шпионил за нами раньше по заказу «Splash!».
Он был насекомым-вредителем. Но, возможно, скоро пришлют еще кого-то похуже.
Мы решили, что больше здесь оставаться нельзя.
И что дальше...?
Сколь бы недолгой ни была наша свобода, ее вкус заставил нас задуматься. Что, если жизнь может быть такой...всегда? Что, если бы мы могли хотя бы часть года проводить где-то далеко, продолжая работать на королеву, но вне досягаемости журналистов?
Свободны. Свободны от британской прессы, свободны от драмы, свободны от лжи. Но также свободны и от мнимого «интереса общественности», которым оправдывали оголтелые репортажи о нас.
Вопрос только,...где?
Мы обсуждали Новую Зеландию. Южную Африку. Может быть, проводить полгода в Кейптауне? Это могло бы сработать. Подальше от нервотрепки, но поближе к моим консервационным работам и к восемнадцати другим странам Содружества.
Я уже высказывал эту идею бабушке. Она даже ее одобрила. Потом я рассказал о своей идее папе в Кларенс-Хаузе в присутствии Осы. Папа сказал, чтобы я изложил свою идею в письменной форме, я немедленно так и сделал. Через несколько дней идея была изложена на бумаге и вызвала большой скандал. Так что сейчас, в конце декабря 2019-го года, когда я, болтая с папой по телефонгу, сказал, что мы еще более серьезно настроены проводить часть года за пределами Британии, я вовсе не удивился, когда он
