Маргарет Сэлинджер - Над пропастью во сне: Мой отец Дж. Д. Сэлинджер

Я жила на третьем этаже и, помню, много раз сидела у подножия лестницы и плакала, потому что представления не имела, как мне подняться наверх. Где-то через год я уже почти не выходила из квартиры, а соседи, друзья и прихожане церкви приносили еду. Мне с трудом верится, что я так долго была инвалидом, практически прикованным к дому. Это кажется нереальным потому, что я слишком уставала, чтобы скучать. Я могла просто сидеть без движения — лишь бы не испытывать боли. Удивительно, но уныния не было: если и возникали какие-то чувства, кроме изнеможения, так это был страх. Я боялась, что скоро умру.

После полутора лет тяжелой болезни начали появляться дни или часы, когда немного солнечного света, немного энергии пробивалось сквозь мрак. И с руками, слава богу, не становилось хуже: такое увечье мне и в самом деле было тяжело вынести. Где-то через два года мне стало настолько лучше, что я начала немного скучать, и принялась поглощать фонды Бостонской публичной библиотеки, раздел за разделом. Какой-нибудь друг сопровождал меня туда в один из хороших дней, а потом тащил домой целый воз книг. Я провела несколько счастливых месяцев, изучая древний японский театр — его сценографию, танец и музыку — а потом, естественно, перешла к японской религии и обрядам, в особенности увлеклась ритуальным пением. Кроме того, ходила в расположенную за утлом церковь, где в воскресную литургию включался полный цикл кантат Баха; они, как во времена Баха, составляли неотъемлемую часть службы. Излишне говорить, что в церковь стекались толпы музыкантов, любителей музыки и прочей богемы, и внешний вид этой публики был далек от традиционного. Приходили, правда, и старые бостонские дамы в шляпках и белых перчатках. Церковь Эммануила привечает всех без исключения такими, какие они есть; вы можете и остаться таким, если захотите. Вас приглашают, в объявлении, набранном крупными буквами, прийти и послушать епископальную литургию — вы будете слушать ее так долго, как ваша совесть вам велит, в зависимости от того, насколько «продвинулись вы в вашем духовном странствии». Почти как в Вудстоке: здесь тоже привечают всех, и никто не должен быть на всех похож. Любители музыки — евреи, католики, буддисты и атеисты — сидят на одних скамьях со старыми бостонцами, приверженцами епископальной церкви.

Однажды мне позвонил представитель страховой компании, от которой я получала пенсию по инвалидности. Мне было предписано посетить врача, которого страховая компания нанимала и оплачивала. Каждый месяц я получала от штата и от этой компании весьма приличную сумму, а мой лечащий врач периодически посылал результаты анализов, которые подтверждали, черным по белому: со мной явно что-то не так, хотя номер ГД (группы диагноза) пока еще определить невозможно. Визит к врачу компании очень напоминал «сеанс» в кабинете Кит. Знаете, как это жутко, когда человек, который обследует тебя, раздетую, без конца сыплет прибаутками, а смысл их сводится к тому, что вся твоя болезнь — сплошное притворство, и пора бы уже в этом признаться? Бешенство, унижение, бессилие — вот немногие из слов, какие приходят на ум. Через две недели я получила уведомление о том, что выплаты по инвалидности будут прекращены. Мой настоящий доктор кипел от возмущения; он потрясал моими анализами и твердил, что действия того, другого врача граничат с профессиональной некомпетентностью.

Беда в том, что если вы действительно инвалид, вы не в той форме, чтобы подавать в суд и вести тяжбу. Страховые компании это понимают. Сейчас, задним числом, я укоряю себя за то, что не боролась, но только потому, что почти невозможно припомнить, или заново выстроить в уме ту безмерную усталость, которая тогда угнетала меня. Как говорит моя подруга Мэрилин, у которой волчанка, полимиозит, астма и прорва других болячек, ты не можешь вообразить себе, что значит быть усталым, пока не побываешь в нашей шкуре — когда мочишься в постель потому, что слишком устал, чтобы скатиться на пол, не то, что доковылять до ванной. У меня бывало много, много таких дней. Дней, когда мне было стыдно позвать кого-то на помощь, потому что я опять не совладала со своим кишечником или мочевым пузырем, а простыни так и не поменяла. Теперь я больше всего боялась не умереть, а очутиться в каком-нибудь государственном приюте, нищей и оставленной всеми.

Отец все эти годы допытывался, доверяю ли я врачам, к которым хожу. Может, кто-то в состоянии сделать для меня больше, чем эти гарвардцы в их гарвардских так называемых учебных клиниках? По его советам я обращалась к представителям альтернативной медицины: гомеопату, хиропрактику, иглоукалывателю — и проходила у каждого курс лечения. Это обошлось недешево.

Я позвонила отцу и сообщила зловещую новость: выплаты по инвалидности прекращены. Через пару недель мне пришел конверт по почте. То была трехлетняя подписка, от моего имени, на ежемесячный буклет о чудесных исцелениях, издаваемый Церковью христианской науки. Он также послал мне книгу Мэри Бэйкер Эдди «Наука и здоровье с ключами к Священному писанию» в твердой обложке. Я поправлюсь, как только перестану верить в «иллюзию» своей болезни.

Но начинала трещать по швам другая вера — в иллюзию отца.

33

Сплетая собственную жизнь

Не спеша, спокойно рассмотрев свою жизнь, я решила, что, если не умру, не стану больше ценой своего времени воплощать чьи-то сны. Легче сказать, чем сделать — но намерение уже означает движение в нужном направлении. Преображение не было быстрым и легким, уверяю вас. Люди, которые утверждают, будто процесс пробуждения и выбора собственного пути, когда постепенно разрушаешь старые стены, собираешь себя по кусочкам, которые разбросала война или насилие, незнание или пренебрежение, — не более, чем «удивительное странствие, восторженное постижение себя», — это те же самые люди, что одарили нас книгой «Армия — это приключение», или «Забавой для всей семьи», фильмами о родах, которые показывают беременным. Вообразите, какое свинство. Однако же, как и при родах, ты получаешь лучшее в мире после смертной муки. Но даже и тогда тебя ждет тяжкий труд: бессонные ночи, страхи, бесконечные какашки (не ребенок, шутим мы, а целая лошадка) — и сомнительная привилегия заново пережить свое детство и отрочество: это не всегда так уж красиво.

Первым делом я подвергла пристальному анализу заповеди Сэлинджеров. Не заигрывай с искусством, если ты не рожден гением; не изучай религию — разве что обрядившись в мешковину, у ног какого-нибудь пришлого гуру. Не ступай на порог нечистой Лиги плюща. И ради Господа, ради отца своего никогда не проходи курса английского языка и литературы. Не делай ничего, если не можешь достичь совершенства; не носи в себе изъяна, не становись женщиной, не расти.