Анри Перрюшо - Сезанн
118
«Творчество».
119
«Из этой поездки в Эстак, – рассказывал Ренуар, – я привез великолепную акварель Сезанна „Купальщицы“... Однажды я гулял со своим другом Лотом. Вдруг он почувствовал резкие колики. „Не видишь ли ты других деревьев, кроме сосен?“ – спросил он. „Смотри-ка, бумага!“ – крикнул я. Это была одна из самых прекрасных акварелей Сезанна, брошенная им в скалах после того, как он проработал над ней свыше двадцати сеансов.
120
Чей это был портрет? Точно не известно. В каталоге напечатано: «Портрет господина Л. А.». Предполагают, что речь идет о дядюшке и крестном отце Сезанна – Луи Обере.
121
Монтичелли родился в Марселе 16 октября 1824 года.
122
Луи Бре.
123
Андре Мальон.
124
Поль Гигу.
125
Этим словом, которое Монтичелли любил повторять, он хотел сказать «нестоящая вещь, халтура» (A. Mальон).
126
Сообщено Иоахимом Гаске.
127
Табаран.
128
Золя дошел до того, что просил Коста разыскать ему портшез Людовика XV или Людовика XVI. «Мне нужен очень красивый, покрытый лаком Мартена *, позолоченный или расписной».
* Мартен Джон – английский художник и гравер (1789– 1854). (Прим. перев.)
129
«Природа, – говорит Френхофер, – состоит из ряда окружностей, которые переходят одна в другую... Строго говоря, рисунка не существует!.. Линия есть способ, с помощью которого человек отдает себе отчет о воздействии света на окружающие его предметы; в природе нет линий, в ней все выпукло; моделируя, рисуешь, иными словами, отделяешь предметы от среды, в которой они существуют; только распределение света дает видимость телам!..
Быть может, не следует проводить ни одной линии, а начинать фигуру с середины, принимаясь сперва за самые освещенные выпуклости, чтобы затем перейти к частям наиболее темным. Не так ли действует солнце, этот божественный живописец вселенной».
Сравним высказывания Сезанна:
«Свет и тень – это соотношение цвета, два основных явления, различие которых определяется не общей интенсивностью, а их собственной звучностью.
«Чистый рисунок – это абстракция. Рисунок и цвет совершен но неразделимы, все в природе окрашено».
«Форма и контур предметов нам даны в противопоставлениях и контрастах, вытекающих из особенностей их окраски».
«По мере того как пишешь, рисуешь, верный тон дает одновременно и цвет и форму предмету. Чем гармоничнее цвет, тем точнее рисунок».
«Нет линий, нет моделировки. Рисунок – это соотношение контрастов, вернее, просто соотношение двух тонов – белого и черного». (Сообщено Лео Ларгье.)
«В апельсине, яблоке, шаре, голове, каждом предмете есть самая выпуклая точка, которая всего ближе к нашему глазу, и это всегда независимо от самых даже резких эффектов: света, тени и цветовых ощущений. Края предметов бегут к центру, помещенному па нашем горизонте». (Из письма к Эмилю Бернару.)
130
Сообщено Жаном де Беконом в работе «Портрет Сезанна».
131
Продолжение этого отрывка письма не найдено.
132
Каждому своя мера удовольствия! (латин.).
133
Золя владел десятком работ Сезанна, среди них «Печь в ателье», «Похищение», «Черные часы», «Чтение у Золя», «Эстак» и два портрета.
134
Этот молодой человек – ученик коллежа Гюстав Кокио, будущий критик-искусствовед.
135
А. Воллар был свидетелем подобной сцены, вызванной воспоминанием о «Творчестве» через несколько лет после выхода в свет книги. Из-за отсутствия других материалов я разрешаю себе переместить некоторые подробности.
136
«Были среди них, – сообщает Воллар, – и такие полотна, на каждом из которых Сезанн написал несколько этюдов, разных по содержанию. Танги разрезал их по просьбе художника. Эти клочки этюдов предназначались для любителей, которые не могли уплатить ни 100, ни даже 40 франков. Вот когда можно было порой увидеть, как папаша Танги с ножницами в руках продавал „в розницу“ маленькие мотивы, в то время как какой-нибудь бедный любитель, протягивая ему луидор, собирался унести с собой три яблока Сезанна».
137
«Личность Сезанна, – ответил Гюисманс, – мне глубоко симпатична, так как от Золя я знаю об усилиях и поражениях, какие претерпевает этот художник, когда пытается закончить какое-нибудь из своих творений. Да, это темперамент, это художник, но в итоге, если я исключу несколько натюрмортов, которые действительно хороши, все остальное, по моему мнению, мертворожденное. Это интересно, любопытно, наводит на размышления, но в этом есть какой-то дефект зрения, в котором, как меня уверяют, художник и сам отдает себе отчет... По моему скромному мнению, полотна Сезанна – это образцы неудачного импрессионизма. Подумайте сами, после стольких лет борьбы уже не может быть речи о более или менее удавшихся намерениях, более или менее наглядных результатах, но даже полностью о работах завершенных, о таких полотнах, которые не были бы уродцами – патологическими случаями, пригодными лишь для какого-нибудь музея Дюпюитрена * в живописи...» Очевидно, это высказывание – отголосок разговоров в Медане. Не является ли Гюисманс одним из «свиты Золя»?
* Гийом Дюпюитрен – знаменитый французский хирург, Его имя носит Музей патологической анатомии. (Прим. перев.)
138
В одном из писем к Эмилю Шуффенекеру от 14 января 1885 года Гоген писал: «Посмотрите Сезанна, непонятого, исключительно мистическую восточную натуру (его лицо напоминает древнего левантинца), в своих картинах он предпочитает тайну и тяжелое спокойствие человека, который лежа предается мечтаниям. Краски художника значительны, как характер восточных людей: уроженец юга, он проводит целые дни на вершинах гор за чтением Вергилия и разглядыванием неба. Поэтому горизонты Сезанна приподняты, его синие тона очень интенсивны, а его красный удивительно звучен».
139
Теперь она называется дорогой Поля Сезанна. (Прим. перев.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});