Б Соколов - Михаил Тухачевский - жизнь и смерть Красного маршала

Далее на сцене появляется генерал Скоблин, в качестве двойного агента информирующий германскую разведку о заговоре Тухачевского. Но если у Шелленберга сомнения в его лояльности Германии высказывает Янке, то у Хёттля они приписываются самому Гейдриху и Беренсу, которого мемуарист действительно хорошо знал. Шелленберг называет агентом ГПУ не Скоблина, а его жену, чтобы как-то объяснить, почему же немцы не освободили после оккупации Франции Плевицкую, осужденную французским судом за ее роль в похищении главы РОВСа генерала Е. К. Миллера. И у Хёттля, и у Шелленберга решение о проведении провокации против советских военных принимается Гитлером и Гиммлером. При этом помимо главной цели - ослабить боеспособность Красной Армии на период, пока вермахт будет решать основные проблемы на Западе, имелась и дополнительная - заполучить компромат на высших чинов рейхсвера. Потом следует детективный сюжет с проникновением взломщиков в помещение архива рейхсвера и похищением документов, имеющих отношение к Тухачевскому и его товарищам. Из этих материалов специалисты-фальшивомонетчики изготовляют подложное досье, уличающее маршала и его соратников в тайных связях с германской военной разведкой. У обоих мемуаристов первоначальным маршрутом, по которому фальшивка должна была попасть в Москву, фигурирует чехословацкий. Однако в деталях данного эпизода наблюдается существенная разница. Шелленберг утверждает, что сперва думали использовать в качестве канала для передачи "досье на Тухачевского" чехословацкий генштаб, имевший в ту пору тесные отношения со штабом Красной Армии, однако потом Гейдрих предпочел действовать через окружение Бенеша, благодаря личному письму которого Сталину и состоялась в Берлине встреча людей Гейдриха с уполномоченными Ежова.

Хёттль же настаивает, будто от чехословацкого варианта в конце концов отказались как от слишком рискованного, поскольку информация могла попасть в руки Тухачевского или кого-нибудь из его друзей. Поэтому в "Секретном фронте" Гейдриху приходится через своих агентов выходить непосредственно на советское посольство в Берлине и предлагать тому товар в виде пресловутой папки чуть ли не безвозмездно. Русские при этом будто бы охотно согласились и даже из какого-то не вполне понятного благородства выразили желание оплатить расходы германской стороне. Можно предположить, что Хёттль, в сферу служебных интересов которого входила Чехословакия, был осведомлен, что никаких контактов у немецкой разведки с Бенешем в действительности не было, и опасался, что Прага может разоблачить версию с якобы имевшим место личным и секретным письмом чехословацкого президента Сталину. Поэтому предпочел заставить Гейдриха напрямую войти в связь с советскими агентами в Берлине, отчего ситуация, правда, стала еще более нелепой. Интересно, кем представлялись на этих переговорах люди Гейдриха? Тем, кем они были, то есть сотрудниками разведки? Но тогда почему у представителей советских органов безопасности должно было возникнуть столь полное доверие к своим германским коллегам? Ведь отношения Москвы и Берлина были более чем прохладными, и обе стороны рассматривали друг друга в качестве потенциальных противников. Конечно, немецкие разведчики могли выдать себя за убежденных антифашистов, вознамерившихся помочь горячо любимому Советскому Союзу и товарищу Сталину разоблачить "военно-фашистский заговор". Но тогда совершенно непонятно, почему они не отказались принять в возмещение за труды кругленькую сумму в три миллиона золотых рублей, прекрасно зная, что у первой в мире страны социализма с валютой напряженка?

Остается еще один вариант. Обладатели досье могли назваться рядовыми берлинскими уголовниками, по какому-то фантастическому случаю - то ли по ошибке (перепутали архив рейхсвера с банком), то ли еще как заполучившими столь ценный для Сталина материал. Что ж, как сюжет для криминальной комедии очень даже годится. А вот поверить, будто такое могло случиться в реальной жизни, могли только либо безудержные фантазеры, люди не от мира сего, либо клинические дураки. Ни теми, ни другими основные действующие лица этой истории: Гейдрих, Ежов и Сталин - безусловно, не были.

Больше же всего впечатляет финал с тремя миллионами рублей, то ли обыкновенных, как у Хёттля, то ли золотых, как у Шелленберга. Трудно даже сказать, какой из вариантов абсурднее. Рубль в 37-м давно уже был "деревянным". Так что просить сумму что в мелких, что в крупных рублевых купюрах можно было только в одном случае: если их намеревались потратить в пределах Советского Союза, то есть снабдить ими германскую агентуру. Гейдрих был достаточно опытен, чтобы понимать: Ежов будет мыслить примерно таким образом и наверняка зафиксирует номера передаваемых купюр или пометит их каким-то условным знаком. И тем не менее глава РСХА отдает всю сумму тому же Шелленбергу для использования в СССР! Смех, да и только.

Но еще более веселой выглядит версия самого Шелленберга. Если Гейдрих получил три миллиона не "деревянных", а золотых рублей, значит, выплата должна была производиться в валюте или золоте. А теперь представьте себе советских граждан, расплачивающихся в 1937 году в Москве, Ленинграде или Киеве немецкими марками, британскими фунтами или американскими долларами, да еще в крупных купюрах! Если подобная идея и посетила бы какого-нибудь сумасшедшего, на свободе бы он оставался ровно столько, сколько бы потребовалось, чтобы сообщить о происшествии ближайшему милиционеру. Переписывать номера банкнот или метить их особой краской не было никакой нужды, поскольку свободное хождение валюты и так было запрещено. Шелленберг, проведший в России немало разведывательных операций, не мог не знать этого. Ляп с тремя миллионами, скорее всего, остался в тексте книги потому, что смерть не позволила Шелленбергу завершить работу над мемуарами и, в частности, отредактировать их. Хёттль же достаточно бездумно списал занимательный эпизод с тремя миллионами и тремя агентами, из-за них провалившимися (опять сакраментальное число три, столь дорогое человеческому разуму). И еще, по своему усмотрению, оснастил процесс над Тухачевским рядом взятых из головы подробностей, у Шелленберга, слава Богу, отсутствующих.

Хёттль заставил Ворошилова произносить речь на суде, а Вышинского требовать подсудимым смертной казни, хотя ни тот, ни другой даже не присутствовали в зале, где проходил процесс по делу о "военно-фашистском заговоре". Возможно, до отставного разведчика докатились слухи о выступлении Ворошилова на Военном Совете, и он ошибочно решил, что Климент Ефремович держал речь на самом судебном процессе. Саму дату суда Хёттль сдвинул на день - на 10 июня, посчитав, видно, что сообщение в "Правде" должно было появиться, как это было обычно, на следующий день после суда.