Жорж Сименон - Я диктую. Воспоминания

Кто-то сказал: «Человек человеку волк».

Человек не воспринимает себе подобных, если они не принадлежат к той же категории, что и он, то есть к тому же социальному классу с тем же уровнем доходов, не говоря уже о цвете кожи и языке.

Объединить как можно больше людей было мечтой всех создателей империй, будь то Египет при фараонах, Древняя Греция, Рим, а впоследствии Священная Римская империя, бывшая в некотором роде Объединенной Европой.

Испания захватила Нидерланды, Южную Америку, Филиппины.

Про Англию времен Британской империи можно было сказать, что солнце никогда не заходит в ее владениях, находившихся во всех частях света.

Но не потому ли древние римляне построили Колизей, куда набивались десятки тысяч незнакомых друг с другом людей, что без этого пусть даже поверхностного контакта каждый в своем углу чувствовал себя неуютно?

Французские короли и еще больше Ришелье совершили, казалось бы, невозможное: объединили под скипетром властелина, жившего в Париже, области, у каждой из которых было свое собственное лицо.

Забавно, что сейчас, когда хотят создать Объединенную Европу, эти французские провинции, которые Наполеон попытался уничтожить, разделив их на безликие департаменты[178], начинают оправляться и требуют для себя некоторой самостоятельности.

Это относится к Бретани, к баскам, где бы они ни жили — по северную или по южную сторону Пиренеев, — к Корсике и к Эльзасу, который ревниво оберегает свой партикуляризм.

Франция сумела расширить свои пределы, захватив колонии в Азии, Африке, даже в Южной Америке и в Тихом океане.

Подобно Англии, Франция вернула им независимость, когда ничего другого ей уже не оставалось, но постаралась сохранить за собой некоторые территории, имеющие стратегическое значение, как, например, несколько островов в Антильском архипелаге и в Южных морях, возведя их в ранг департаментов. Не завтра-послезавтра эти далекие острова тоже потребуют независимости, как раньше или позже сделали другие колонии.

Каждой промышленной стране требуются многие миллионы иностранных рабочих, прибывающих со всех сторон света. И эти современные рабы когда-нибудь обязательно взбунтуются, как бунтовали рабы в древности.

Как же при таком смешении разнородных элементов человеку не чувствовать себя одиноким?

Люди, правда, объединяются в группы, прежде всего исходя из вероисповедания; в мире сейчас существует около четырехсот различных религий. Пробуют они объединяться и по принципу расовой принадлежности, создают профессиональные и культурные общества.

Существуют землячества овернцев, корсиканцев, а также выходцев из других провинций, проживающих в Париже.

Недавно я вспомнил стих из Библии: «Не хорошо человеку быть одному».

Но это вовсе не значит, что он создан жить в миллионной толпе себе подобных. Лекарство от одиночества — брак. Но сейчас все ясней выявляется тенденция к распаду супружеских пар, когда партнеры становятся невыносимы друг для друга.

Если два существа, сперва любившие или считавшие, что любят друг друга, не способны до конца жизни прожить в согласии, где же тогда его искать? Можно организовываться в любые ассоциации — политические, религиозные, спортивные, экологические, — в землячества, в союзы стариков, союзы молодежи и так до бесконечности, но все равно отношения в них будут иллюзорными и искусственными.

Существует ли одиночество в племенах, которые я видел в Африке и на Ближнем Востоке? В каком-то смысле — нет. Европейцы разделили Африку весьма произвольно, не принимая во внимание районы расселения этносов, но этносы, то есть племена, оказались живучей, чем границы.

В Европе тоже существовали когда-то племена, и Юлий Цезарь покорял их одно за другим. Я, например, нервий, поскольку местность, где я родился, населяло это галльское племя.

Все это мы изучали в младших классах начальной школы, потом забылось, и льежцы не поняли бы меня, если бы я напечатал призыв вроде: «Нервий, стремись познать других нервиев!»

Фламандцы же, если я правильно помню, происходят от эбуронов, и вот уже две тысячи лет насильственно объединенные эбуроны и нервии ненавидят друг друга.

Подозреваю, что разные объединения людей — империи, республики, футбольные клубы или общества по охране детенышей тюленей — создавались в интересах честолюбцев, жаждавших управлять как можно большим количеством себе подобных.

К счастью, наряду с ними существует еще и рядовая масса, то есть простые люди, довольствующиеся тем, что платят членские взносы, не стремясь присвоить себе никаких титулов.

Один из бывших премьер-министров писал: «Чем выше поднимаешься по иерархической лестнице, тем сильней одиночество».

Если это правда, зачем так неистово, с таким ожесточением, используя любые способы, карабкаться как можно выше?

9 мая 1979

Через несколько месяцев после окончания первой мировой войны я начал работать в Льеже репортером. Приезжий парижанин открыл на узкой романтической улочке с обветшалыми домами кабаре вроде монмартрского. Мы с друзьями проводили в нем чуть ли не все вечера и в конце концов выучили наизусть все песенки, так что вслед за артистами подхватывали припев.

Из всех шансонье больше всего нам нравился самый молодой, истинный поэт; через несколько лет он был избран в Париже «королем шансонье».

Любили мы его не только за талант: он был очень приятен в общении.

Помню один из его монологов, начинавшийся так:

«Когда моя бабушка чистила лампы и подравнивала фитили, ее руки, платье, весь дом пахли керосином. Бабушка ругалась: «Сволочная нефть! «»

Между тем в 1919 году большая пресса мало писала о нефти, хотя иные посвященные считали, что подлинной причиной войны было, по нынешнему определению, «черное золото».

Потом о нем стали говорить все больше, и вот теперь весь мир волнуется из-за нефти, верней, из-за угрозы ее нехватки.

Проблемы энергии стоят, как говорится, на повестке дня, и мне порой случается задавать себе вопрос, а как же обеспечивали себя ею наши далекие предки, не имея ни угля, ни нефти, этого пресловутого «черного золота».

В пещерах Центральной Европы некоторое время назад открыли поразительные вещи. В этих пещерах жили первобытные люди, одевавшиеся в звериные шкуры, и там обнаружено огромное количество медвежьих костей.

Из этого, похоже, можно сделать вывод, что медведи были не добыты на охоте, а приручены и жили в пещерах вместе с людьми.

Иными словами, они были чем-то вроде нынешних коров. Медведиц ловили и пили их молоко. Старых и больных животных забивали, их мясо ели, а в шкуры одевались. В сущности, в те времена медведи были почти что домашними животными, а кости их шли на изготовление крючков и разных мелких инструментов.