Эжен-Франсуа Видок - Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 2-3

— Описанная вами картина очень привлекательна, и кабы барин был, как другие, я уверен, что ему захотелось бы здесь пожить. Но знаете ли, барин все жалуется на свое здоровье.

— Что до этого, наши доктора следуют методе Бруссе, у нас превосходные пьявки.

— Пьявки — это так, но воздух — вот что главное. Барину особенно нужен хороший воздух.

— Воздух отличный; никогда никаких болезней.

— Вы сказали, что у вас есть госпиталь.

— Да, для бедных… А то нам и умирать не от чего, за исключением когда убьют.

— Доктора следуют методе Бруссе, пьявки отличные, воздух тоже… Теперь перейдем к воде. Вода — это божество для барина.

— Вот уж скажу, едва ли где бывает чище.

— А вино?

— Превосходное.

— Есть у вас свежие яйца?

— Куры под руками.

— Молоко, масло?

— Слава Богу, в изобилии и лучшего качества.

— Ростбиф, бифштекс также есть в вашем краю?

— Наши быки громадны.

— В самом деле! Ну, ваш край — просто рай земной… Мне бы очень хотелось остаться. Ах, кабы барин разделял мое желание! Но и думать нечего. Все его бесит, все утомляет, все надоедает. Мы объездили все четыре стороны света: Европу, Азию, Африку и Америку. Нет живописной местности, нет горы, потока, озера, пропасти, вулкана, каскада, который бы мы не осмотрели; все ужасное в природе нас привлекало, Он приезжал, смотрел, зевал и уезжал обратно. «Поедем дальше, Джон, — скажет он, и мы отправлялись.

После этого разговора Джон пошел осведомиться, не нужен ли он барину. Тотчас но всей гостинице разнеслось, что путешественник — милорд, что у него несметные богатства, но что это самая странная личность. Хозяин тем не менее очень желал бы иметь его своим нахлебником и с этой целью дал инструкции всему дому: хозяйка должна постоянно быть с улыбкой на устах и почтением на языке, всем остальным предписано удвоить услужливость; все уши и все ноги только и должны быть для милорда. Не успели отдать эти приказания, как появился снова Джон и объявил: «Я думаю, мы завтра сделаем маленькую прогулку в окрестностях; барин велел раньше разбудить его; он не так пасмурен, как всегда; эх, кабы его дурное расположение рассеялось! Да нет, он прихотлив и через пять минут изменит желание; с ним ни на что нельзя рассчитывать».

Вечером милорд велел подать на ужин два свежих яйца и стакан воды; на другой день на завтрак — то же — стакан воды и два яйца, Он воздержан и ест удивительно мало, но это потому, что сидит на диете. Что касается до его слуги, то это другое дело; Джон уплетает большие куски баранины и опустошает бутылки с удивительной быстротой. По окончании обеда отправляются на предполагаемую прогулку и возвращаются уже на закате солнца. К величайшему удивлению, он раскланялся с хозяйкой; он как бы менее желчен, нежели утром, даже соблаговолил сказать два-три комплимента. Это медведь, начинающий приручаться; морщины на лице у него разгладились; черная шапка уже не так надвинута на глаза. Таково благотворное действие, несомненное влияние восхитительной местности на хандру милорда.

Джон не может надивиться столь внезапной перемене; по это еще только слабые признаки улучшения, которое скоро обнаружится более удивительными симптомами. Милорд начинает спрашивать себе ростбиф с полудюжиной блюд французской кухни; он требует лучшие напитки, льет ром в кофе, чай — в ром, ложится и засыпает. Джон в самой экспансивной радости; одно из двух: милорд или спасен, или скоро умрёт. Поглощая остатки вкусного обеда, он рассказывает о чудесном превращении, и хозяин, в надежде сохранить такого жильца, присоединяется к его веселью от всей души.

Милорд просыпается; он провел одну из самых благотворных ночей; давно уже он не вкушал столь сладостного покоя. Под влиянием приятного расположения духа он посылает за трактирщиком. Джон побежал сломя голову, шагая через три ступени.

— Или я ошибаюсь, или есть что-то новое — барин сегодня весел, как я его никогда не видал. «Джон, — сказал он, — мы не уедем больше. Пожалуйста, попросите г-на хозяина прийти ко мне». Может, он хочет у вас остаться? Уверяю вас, вы не потеряете от этого.

— Вы думаете?

— Это будет для вас просто счастье. Я не знаю, что ему нужно от вас, но что бы он вам ни предложил, мой совет — на все согласиться; главное, не надо ему противоречить. Видите ли, у этих англичан бывают иногда такие идеи! Но он великодушен, и если где остановился, ручаюсь вам, останетесь довольны.

— Хорошо, так и будем знать; благодарю вас, Джон.

Тотчас же трактирщик отправился к милорду и предстал перед ним в почтительной позе, т. е. с улыбающимся лицом, руки по швам и с открытой головой.

— Милорд желал говорить со мной?

— Yes, yes (да, да), прощу взять brancard, — начал милорд на своем диалекте.

Хозяин стоял, не понимая; но явился на выручку Джон.

— Их светлость, — сказал последний, — приглашает вас садиться; возьмите кресло.

— Yes, yes, кресло — подхватил знаменитый иностранец и продолжал на своем мудреном языке, состоящем из смеси разных наречий, с самым убийственным выговором и окончаниями.

Хозяин стоял хлопая глазами, и не зная, что отвечать; но Джон, видя его замешательство, тотчас же взял на себя роль переводчика.

— Барин спрашивает, что будет стоить в год содержание и квартира его светлости; затем — пяти лакеев, четырех лошадей и собак, с которыми он намерен охотиться на лисиц.

— Это требует размышления.

— Reflechen, né pas réflechen, говорите тотчас.

— Ну, пятнадцать тысяч франков много будет?

— Пятнадцать тысяч… А, честный человек… Ваша честность заслуживает больше, и я, из уважения к вам, за это считаю себя обязанным назначить вознаграждение, соответствующее моей благосклонности; у нас, жителей Великобритании, всегда есть головной расчет, или экономия, и расчет душевный, или щедрость; вы понимаете, г-н хозяин? Экономия говорит: пятнадцать тысяч, щедрость говорит — двадцать, да и еще пять, то есть двадцать пять.

— Бы слишком добры, милорд.

— Нет, это не доброта, но жизнь в вашей гостинице очень приятна для англичанина; супруга ваша прелестна, скажу по истинной правде, и малютка ее тоже; преинтересная семья… Такая резвушка… я ее очень люблю… Да, сам тоже был шалун в детстве… Вы смеетесь… Ах, вы злой человек. Не смейтесь…

— Милорд, я не позволю себе.

— У вас также есть служанки, которых кокетство, черные глазки и красивые щечки очень мне понравились. Ваша сторона восхищает меня: прекрасные холмики, рощицы, речки, прекрасные ручейки, вода славная. В вашей стороне, верно, есть общество гидрофилов (любителей воды)?