Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 2. Ольга Константиновна - Татьяна Васильевна Бронзова
Много позже Миклашевский узнает, что Юрий Кондратюк вовсе даже и не Юрий Кондратюк, а бывший офицер Белой армии Александр Шаргей, живший после разгрома белых с 1921 года по чужому паспорту. Узнает, что его отец был обрусевшим немцем, а потому он прекрасно говорил по-немецки, а также и то, что его космические разработки заинтересовали Королева еще в тридцатые годы, но он отказался работать с ним, хотя и хотел этого. Хотел, но боялся. Ведь Королев занимался созданием оружия, а значит, любой его работник тщательно проверялся в НКВД. Шаргей боялся разоблачения. Он понимал, что там подняли бы его биографию и обнаружили бы, что с 1921 года он живет по паспорту студента Киевского университета Юрия Кондратюка, умершего от тифа. Нет, этого Александр Шаргей допустить не мог. Узнал Миклашевский также и то, что Вернер фон Браун, которого его группе все-таки за все время работы так и не удалось выкрасть, в конце войны намеренно сдался американцам и был срочно переправлен ими в США. Именно там он и начал свои первые космические разработки по полету на Луну. И разработки эти проводил он по записям Юрия Кондратюка! Откуда же он их взял? Так, может, и вправду фон Браун и есть Юрий Кондратюк, он же Александр Шаргей, уроженец города Полтавы? Ответа на этот вопрос Игорь Миклашевский так и не получил, но, раздобыв кое-какие чертежи с завода, он переправит их в Москву и будет награжден за это медалью, а в конце войны добросовестно выполнит и то задание, которое было ему поручено НКВД еще при переброске в Берлин: 10 мая 1945 года Игорь Миклашевский тайно приедет в город Мюзинген на границе с Францией, куда из Берлина эвакуировались его дядя и тетя; наблюдая за их домом, дождется, пока тетя уйдет, и зарубит своего дядю топором, приведя в исполнение приговор Верховного суда СССР. Проделать это столь хладнокровно ему поможет опыт боксера. Как и перед выходом на ринг, он сумеет, отрешившись от действительности, вызвать внутри себя только ненависть и злость к противнику, которые всегда давали ему уверенность и точность в нанесении удара.
Но все это будет потом, а тогда, в марте 1943 года, перед отъездом на задание в Мекленбург – Переднюю Померанию он заехал к Ольге попрощаться.
– Жаль, очень жаль, что вы уезжаете, – расстроилась она. – Можно поинтересоваться, куда?
– На запад Германии. Мне предложили провести там несколько боев, а потом еще не знаю, – врал Миклашевский.
– Берлин надоел?
– В Берлине неспокойно. Хотя сейчас такое время, что не знаешь, где лучше, да и вообще, есть ли такое место на земле, где ты будешь чувствовать себя в безопасности.
– Езжайте в Америку, – рассмеялась Ольга. – А лучше в Антарктиду!
Ольга Чехова, в отличие от Игоря Миклашевского, не была убежденным агентом Советского Союза. Она не была ни коммунисткой, ни нацисткой. Она лишь, как и ее мать, презирала Гитлера и его окружение и понастоящему ненавидела нацистский антисемитизм, оказывая помощь многим евреям-актерам и их семьям. Отдавая предпочтение лишь догитлеровской системе в Германии, она тем не менее должна была мириться и с тем, что происходило сейчас, так как ею владела непобедимая жажда выжить, каких бы это ни требовало компромиссов. Ведь она взвалила на свои плечи такую великую миссию, как благополучие всей своей семьи. Советским же агентам она помогала лишь по мере своих возможностей и в довольно легкой форме, а о том, что Миклашевский был одним из них, даже не догадывалась. Просто помогла ему устроиться в Берлине по доброте душевной.
Глава девятая
Тысяча девятьсот сорок третий год оказался для Ольги более удачным в плане работы. Она сыграла в новом спектакле, а также снялась в трех фильмах. Финансовое положение семьи было поправлено, вот только мать чувствовала себя все хуже и хуже. Еще бы! Ее больное сердце не могло смириться с постоянными налетами английских бомбардировщиков и с совершенным неведением о судьбе своего сына Лёвушки и золовки Ольги Леонардовны. Где они? Живы ли?
– Мама, тебе надо лечь в больницу, – уговаривала ее Ольга. – Твоему сердцу необходимо лечение!
– Перестань, – отмахивалась Лулу. – Даже слышать ничего не хочу. Здесь в Кладове мне спокойнее.
– Не хочешь в больницу, давай я устрою тебя в санаторий для сердечников.
– Никуда я не хочу! Хочу быть дома.
Но Ольга все же привлекла все свои связи и договорилась о месте для матери в санатории Бад-Киссингена.
– Там спокойно. Бомбежек нет. Врачи хорошие, – увещевала ее дочь. – Поедешь на машине…
– То есть ты ставишь меня перед уже свершившимся фактом? – произнесла обиженно Лулу. – Сколько мне там осталось? Не сегодня завтра… Все-таки хотелось бы спокойно умереть в своей кровати…
– Что ты говоришь, мама, – бросилась ее обнимать Ольга. – Зачем даже думать о смерти? Там тебя выходят! Всего-то месяц там пробудешь и вернешься совсем здоровенькой.
Лулу поехала. Через две недели ее не стало.
⁂
Ольга находилась на съемках в городе Тюбингене, когда мама отошла в мир иной. Вместе с актером Гарольдом Рейном, играющим ее возлюбленного, они должны были сидеть в уличном кафе, ведя довольно сложный разговор о будущей совместной жизни. Отрепетировали. Начали! Первый дубль… второй… Как вдруг поднялся сильный ветер и на город стала наползать огромная черная туча. Резко потемнело.
– Стоп мотор! – закричал режиссер. – Сейчас разразится гроза. Быстро убирайте аппаратуру.
И как будто в подтверждение его слов тут же отдаленно прогремел гром, а через короткий промежуток времени промелькнула и молния. Но пока операторская группа скручивала провода, с неба сначала упали несколько крупных капель, а потом разразился самый настоящий ливень. На камеру набросили огромный брезент и побежали под навес. Ольга со снимающимися в этой сцене актерами укрылись в кафе.
– Вот черт! Я успел-таки немного промокнуть, – воскликнул актер Гарольд Рейн. – Надеюсь, господа, вы не будете возражать, если я выпью рюмочку шнапса, чтобы не заболеть?
Но тут дверь кафе открылась, и к ним вбежала помощница режиссера Лизхен, держа в руках огромный зонт.
– Фрау Ольга, – сказала она. – Сейчас из гостиницы приехал наш продюсер. Ваша мама скончалась. Он отвезет вас в Бад-Киссинген.
Плакала Ольга, плакало небо, гремел гром, мелькала молния. Машина мчалась по трассе. Дворники еле успевали работать, очищая от потоков воды лобовое стекло. Доехали за полтора часа.
Мать лежала на больничной койке с мирной улыбкой на лице.