Александр Дугин - Украина: моя война. Геополитический дневник

Самая сложная тема для геополитика, который точно знает, что и где, — это ответ на вопрос — когда? Здесь геополитика заканчивается и начинается история — со всей полифонией своих версий. У истории есть гармония, есть секвенция базовых аккордов, но есть и множество линий импровизации. Если объединить геополитику, как науку о качественном пространстве, с историей, как наукой о качественном времени, мы получим универсальный инструментарий. Что такое историческое событие? Это нечто, что дано нам как смысл. Бессмысленных событий не существует, или как минимум они не попадают в историю. А смысл складывается из пространственного (Raumsinn Ратцеля) и исторического (Zeitsinn компонентов). В структуре чистой геополитики временной момент не помещается в центре внимания. Именно эта жертва временем и в пределе таймингом событий делает эту дисциплину строгой. Стоит только включить фактор времени, как общий научный фрейм оказывается из безусловного произвольным.

Поэтому геополитический подход к таймингу процессов, развертывающихся сейчас в Новороссии, не может претендовать на безупречность. Это гипотеза. И тем не менее попробуем это проделать.

Вначале еще (в тысячный раз) напомним геополитический контекст Новороссии. Украина есть территория, где пролегает граница между Европой и Евразией, прямо по середине. Юго-Восток (Новороссия) — Евразия. Центр и Запад — (Восточная) Европа. Юго-Восток часть Русского Мира. Центр и Запад — часть мира восточноевропейского, русская идентичность там не столь ярко выражена.

Сегодня Европа есть территория, политически оккупированная цивилизацией Моря, США. Потому Евромайдан был атлантистским. Против атлантистской хунты восстал евразийский Юго-Восток с ярко выраженной русской и православной идентичностью. Сейчас атлантистский украинский Запад с поддержкой США и отчасти Брюсселя атакует евразийскую Новороссию. Это понимает З. Бжезинский, и именно он яснее всего разработал план отрыва Украины от России, который реализуется сейчас. Это столь же ясно понимаю я, как основатель евразийской геополитической школы. Мы с Бжезинским имеем дело с одной и той же реальностью, но видим все с прямо противоположными знаками. То, что для него плюс, для меня минус, и наоборот. Он — Море. Я — Суша. Шахматная доска — Украина. Когда я встречался с ним в Вашингтоне, где он подписал мне свою книгу The Choice с ироничным пожеланием поменять взгляды на прямо противоположные, Бжезинский прямо сказал, что понимает шахматы как игру для одного. То есть в случае Украины это значит: атлантисты совершают переворот в Киеве, а Москва это проглатывает, как так на той стороне шахматной доски никого нет. Конечно, кто-то есть, но тот, кто есть, не умеет играть в геополитические шахматы, а если и умеет, то играет за США. Бжезинский конкретно имел в виду шестую колонну в российском рукодстве. В период президентства Медведева Бжезинский посещал Москву при посредстве Игоря Юргенса и увидел в Медведеве того, кто и являлся бы, по его представлению, оптимальным «игроком» со стороны Москвы — он либо не вмешивался бы в игру атлантистов, либо подыгрывал им. С этим все ясно.

Поэтому Запад начал Евромайдан, полагая, что на том — евразийском — конце сидит тот, кто либо не умеет играть, либо подыграет. Обратите внимание — «шахматы, по Бжезинскому, игра для одного». Это значит, есть только одна геополитика — атлантистская, а все остальное либо не существует, либо это «фашизм» и «великодержавный шовинизм».

Далее последовал Крым. Для Запада это было пощечиной. На том конце оказалось не пустое место, а евразийский игрок. Путин поступил так, как он должен был бы поступить по геополитической логике. Отсюда и появилась тема устойчивого сближения в западной прессе Путина и меня, как евразийского геополитика, чьи идеи на Западе известны. Мои теоретические работы по евразийству проясняли действия Путина, так как полностью укладывались в евразийскую логику (шахматы — игра для двоих) и совсем не укладывались в логику, где Москва (Суша) представлена шестой колонной (Юргенс и «шахматы — игра для одного»).

Теперь о тайминге присоединения Крыма. Это присоединение произошло в тот самый критический момент, когда это только и было возможно сделать бескровно и эффективно. Молниеносность действий, стремление успеть до выборов в мае в Киеве, решительность и необратимость всех шагов — то есть ответственный и четко структурированный евразийский праксис — впечатлили всех. Это был грандиозный успех евразийской геополитики: Суша дала адекватный ответ на вызов Моря. В крымском деянии пространство (крымская часть Русского Мира) было включено в ясную и прозрачную структуру русской истории. Это и получило название Русской Весны. Тайминг был весенний.

Теперь Одесса, Донецк и Луганск. Геополитически от Одессы до Харькова через Николаев, Херсон, Запорожье, Донец и Луганск тянется пространство Новороссии, Русского Мира. Это часть Суши, оказавшаяся под оккупацией Моря (особенно после Евромайдана). Эта часть цивилизации Суши восстала против атлантистского Киева. Сигналом была «прямая линия», где была озвучена вся евразийская повестка дня — включая тему Русской Смерти (основы экзистенциальной политики). Одесса по примеру Крыма начала движения к восстанию. Из Москвы — после Крыма отчетливо евразийской, принявшей активную роль в шахматной партии, — следовали однозначно толкуемые сигналы. Но попытка одесситов консолидироваться закончилась карательной операцией наймитов Коломойского и русским холокостом (сожжение людей в Доме профосюзов). Россия ограничилась осуждением. Тогда же народ Донецка и Луганска восстал всерьез. И принялся с оружием в руках отстаивать Русский Мир. Вот этот май и был оптимальным таймингом для прямого продолжения Русской Весны. Как только ДНР и ЛНР провели Референдум и хунта бросила на них войска, по логике геополитики и в согласии с ритмом русской истории Россия должна была ответить симметричными действиями и введением миротворческого контингента. Май был поворотным.

Далее следует нечто, что вписывается в логику «шахматы — это игра для одного», но не вписывается в логику «шахматы — это игра для двоих». Шахматные фигуры на стороне Суши (Евразии, Новороссии) вдруг ожили и стали действовать сами по себе. Стрелков — это оживший офицер, который продолжил свою борьбу даже тогда, когда гроссмейстер отошел от доски. Народ Новороссии продолжил вести геополитическую партию даже тогда, когда шахматист на одной стороне доски внезапно перестал делать что бы то ни было. Это был переломный момент. Партия продолжилась в ситуации, когда один из игроков (в Крыму их было двое) вдруг засомневался, стоит ли ему продолжать игру и как это делать. Тайминг для введения войск (полноценной игры) прошел. И началось нечто невообразимое.