Ольга Скороходова - Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир
«…Зародышами почти всех открытий являются плодотворные идеи, приобретаемые чтением и общением с людьми. Это тот воздух, которым нечувствительно дышишь и живешь».
У меня еще мало знаний; верно классическое изречение: век живи, век учись. Но то немногое, что я знаю, дали мне книги и общение с культурными людьми.
Врожденных знаний у человека нет. Они приобретаются учебой, упорной работой над собой.
В нашей стране имеются неограниченные возможности для культурного роста людей.
В солнечной стране социализма, где всепобеждающий разум человека восторжествовал над силами природы, каждый может стать образованным и высококультурным, нужно только любить знание, стремиться к нему, упорно работать над собой.
Незабываемый друг
В своем нервом напечатанном рассказе «Макар Чудра» Алексий Максимович пересказывает простые слова Чудры, который говорит о цыгане Лойко Зобаре: «…Вот, сокол, какие люди бывают! Взглянет он тебе в очи и полонит твою душу, и ничуть тебе это не стыдно, а еще и гордо для тебя. С таким человеком ты и сам лучше становишься. Мало, друг, таких людей!..» Эти слова я часто вспоминаю, ибо ценила дружеское отношение Алексея Максимовича Горького ко мне и гордилась им.
1933 год навсегда сохранится в моей памяти, так же как 18 июня — день, когда я получила первое письмо от Алексея Максимовича. Письмо это не только сильно обрадовало меня, но без преувеличения можно сказать — оно потрясло меня своей глубиной и мудростью.
Если попы и монахи восхищались и умилялись перед «разумом природы» и «божиею мудростью», когда слепоглухонемая американка Елена Келлер начала «быстрыми шагами идти к знаниям (приближающим ее к богу)», то А. М. Горький раз навсегда отказался верить в «разум природы» и неоднократно смеялся над ним.
«Я никогда не восхищался „разумом природы“, не верил него и не верю, ибо в природе слишком много бессмысленного вредного для человека, лучшего и самого сложного из ее созданий, которое, однако, может быть убито тифозной вошью, туберкулезной бациллой и т. д…»
Эти слова поразили меня — слепоглухонемую девочку — своей простотой, мудростью и неоспоримой правотой. Я мысленно повторяла: «Верно, это очень верно». И, читая дальше это письмо, я с радостью, какую могут испытывать люди, будучи на моем месте, узнала, во что верит Алексей Максимович:
«Верю я в разум человека, он, человек, кажется мне органом самопознания природы, исследователем и организатором ее хаотических сил…»
В течение дня я несколько раз принималась читать это письмо. Я вспомнила Е. Келлер. Ее окружали епископы, монашки, попы поповствующие ученые. Они более всего заботились о том, чтобы «Приблизить Елену к богу», и до слез умилялись, что она так быстро «постигает божию мудрость», а вот Алексей Максимович пишет мне о могучем разуме только человека.
Мой учитель рассказывал мне о воспитании Елены Келлер и, между прочим, сказал: реакционный американский психолог В. Джемс заявил, когда познакомился с Е. Келлер: «Все попы его мира не могли доказать бытия бога, а вот Е. Келлер своим развитием показывает, что есть нечто выше нашего разума и Елена Келлер своим существованием доказала это».
Но Алексей Максимович не верил ни в разум природы, ни в другие «сверхъестественные силы»…
… Он горячо любил нашу Родину, гордился ею, не раз говорил и писал о том, что наша страна богата здоровыми, талантливыми людьми… не удивительно поэтому, что когда он получил от меня первое письмо, то живо им заинтересовался; письмо это возбудило в нём желание ознакомится с задачами нашего учреждения. Алексей Максимович совершенно правильно оценил нашу работу и понял, что даже слепоглухонемого можно сделать Человеком. А как это сделать? Алексей Максимович понимал и то и в следующих словах освещал этот вопрос:
«… Я думаю, что скоро наступит время, когда наука властно спросит так называемых нормальных людей:
— Вы хотите, чтобы все уродства, несовершенства, преждевременная дряхлость и смерть человеческого организма были подробно изучены? Такое изучение не может быть достигнуто экспериментами над собаками, кроликами, морскими свинками. Необходим эксперимент над самим человеком, необходимо на нём самом изучать технику его организма, процесс внутриклеточного питания, кровообразования, химию нервно-мозговой клетки и вообще все процессы его организма. Для этого потребуются сотни человеческих единиц, это будет службой, действительной службой человечеству, и это, конечно, будет значительно полезнее, чем истребление десятков миллионов здоровых людей ради удобства жизни ничтожного, психически и морально выродившегося класса хищников и паразитов». (Из письма ко мне.)
Читая это освещение вопроса об изучении человеческого организма, думаешь, что А. М. Горький не только был гениальным художником и публицистом, но и обладал колоссальной эрудицией ученого и — в то же время — был человеком будущего коммунистического строя. Недаром же он вдохновлял и призывал меня быть полезной для науки и писал мне: «…Вы вправе этой службой гордиться…»
Интересен тот факт, что Алексей Максимович, несмотря на непрерывную работу над художественными произведениями, на редкость для писателя-художника интересовался науками о человеке. А когда он начал переписываться со мной, он живо заинтересовался и проблемой слепоглухонемоты, и притом не так, как был заинтересован Диккенс Лаурой Бриджмен (слепоглухонемой предшественницей Е. Келлер): Диккенса больше всего поразило в Лауре Бриджмен то обстоятельство, что она может ощущать руками звуки музыки, прикасаясь к инструменту рукой, и то, что она в состоянии выражать свою радость смехом. «…Она смеется. Великий боже! Она смеется!;.» — восклицал Диккенс.
Каждое письмо Алексея Максимовича доставляло мне такую же неисчерпаемую радость, как и первое письмо, и, кроме того, с каждым его письмом, я умственно росла: я лучше понимала прочитанные книги, больше узнавала жизнь и людей, а все это потому, что каждое слово Алексея Максимовича приближало меня к пониманию окружающего мира. Я охотно, с сильно бьющимся сердцем писала письма Алексею Максимовичу; я часто думала о том, что у меня еще слишком мало знаний и это печалило его. Но в одном письме Алексей Максимович написал мне: «…Ваше письмо также свидетельствует о прекрасном росте Вашего интеллекта…» Это признание сильно обрадовала меня и внушило мне уверенность, что дружба с Алексеем Максимовичем принесла мне колоссальную пользу — он вдохновлял меня и направлял ко всему доброму и разумному.
Все письма А. М. Горького ко мне хранятся у меня. Мой учитель перепечатал их для меня брайлевским шрифтом, я самостоятельно могу их читать в любую минуту. Да, я их читаю и изучаю, ибо они богаты неиссякаемой мудростью такого великого и пламенного человека, каким был Алексей Максимович Горький.
