Кирилл Москаленко - На Юго-Западном направлении, Воспоминания командарма (Книга I)

- Скоро и 40-я армия от обороны четырьмя ослабленными стрелковыми дивизиями и одной стрелковой бригадой перейдет к активным действиям в усиленном составе.

Новость производит на всех нас большое впечатление. Крайнюков и Грушецкий встречают ее восторженно. И мне становится еще радостнее от мысли, что этот необычайный день так тесно сблизил нас троих.

Ивана Самойловича Грушецкого я знал уже больше месяца, с того дня, когда вступил в командование 40-й армией. С ним я побывал в полосах обороны всех дивизий, так что уже успел высоко оценить и личные качества второго члена Военного совета армии, и его неутомимую деятельность. Теперь ко всему этому мне довелось убедиться, что и он стремился к активным действиям войск нашей армии.

Еще приятнее было видеть, что к активным действиям стремился и первый член Военного совета, Константин Васильевич Крайнюков. Возможно, что это вызывало во мне особое чувство удовлетворения по той причине, что тогда я еще мало знал этого прекрасного человека, настоящего боевого комиссара. Он, как и я, прошел суровый путь тяжелых боев лета и осени 1942 г. Сюда, в 40-ю армию, К. В. Крайнюков прибыл из 9-й, подвергшейся тяжелым испытаниям во время немецко-фашистского наступления на юге.

Отойдя с боями от Изюма на Северном Донце до Моздока, Малгобека и Орджоникидзе на Тереке, она обороняла важнейшее направление на Кавказе. В яростных, кровопролитных схватках армия сдержала натиск захватчиков, стремившихся овладеть нефтяными источниками Грозного и Баку. Вер ухищрения врага разбились о непреодолимую оборону 9-й армии. После всего этого нелегко было Крайнюкову - и в этом также у нас с ним было много общего - привыкать к пассивному участку 40-й армии.

Так военная судьба свела на этом участке трех человек, во многом похожих друг на друга. И я имел все основания радоваться тому, что нам привелось вместе руководить армией, готовить ее к наступательной операции, которую предстояло начать, казалось, в самое ближайшее время.

На деле же это произошло далеко не так скоро. Два важных обстоятельства повлияли на определение сроков проведения наступательной операции, получившей позднее название Острогожско-Россошанской.

Первое из них состояло в том, что эта операция, замысел которой значительно разросся по сравнению с первоначальным моим предложением, вошла в план зимней кампании советских войск в качестве его существенной составной части. А так как этот план осуществлялся в строгой последовательности, то и Острогожско-Россошанской операции было отведено совершенно определенное место и время. Кстати, уже в этом сказалось влияние решительного изменения стратегической обстановки в районе Сталинграда. Вскоре оно привело к коренному перелому в ходе всей войны, к переходу инициативы в руки Советского Союза, к тому, что борьба на советско-германском фронте теперь стала вестись целиком по планам командования Красной Армии.

Второе обстоятельство тоже являлось знамением времени. Вспомним наши прежние наступательные операции, предшествовавшие Сталинградской. Большинство из них осуществлялось в спешном порядке и без всесторонней подготовки. Да и как могло быть иначе в то время, когда противник обладал превосходством в силах и средствах. Он бешено рвался вперед, и нам приходилось наносить ему контрудары, имевшие целью хотя бы сдержать его натиск. В тех же случаях, когда у нас было достаточно времени для подготовки наступления, часто не хватало сил или опыта, а то и того, и другого.

Сталинградская наступательная операция знаменовала собой перелом и в этом отношении. Удары советских войск теперь, во-первых, заранее подготовлялись и, во-вторых, имели решительные цели. Такой была и сама Сталинградская наступательная операция, и последовавшие за ней мощные удары войск Воронежского и Юго-Западного фронтов сначала на Среднем Дону, а затем и в районе Острогожска и Россоши.

Но не будем забегать вперед. Изложенные выше переговоры по ВЧ с Верховным Главнокомандующим происходили 23 ноября. А несколько дней спустя по его поручению на командный пункт 40-й армии прибыл генерал армии Г. К. Жуков. Для меня это было подтверждением того, что Ставка не только заинтересовалась возможностями проведения наступательной операции на нашем участке фронта, но и придавала ей важное значение.

К моему удивлению, Георгий Константинович был настроен несколько скептически. Не возражая против самой идеи проектируемого наступления, он, однако, считал, что при его осуществлении встретятся чрезвычайно большие трудности.

- Далась тебе эта наступательная операция,- говорил он, хмуро глядя на карту, разложенную перед ним.- Не знаешь разве, что перед тобой крупные силы противника, глубоко эшелонированная оборона с развитой системой инженерных сооружений и заграждений?

-Трудности, конечно, встретятся немалые,-отвечал я,-но все же вражескую оборону прорвем, противника разобьем.

Моя уверенность основывалась прежде всего на том, что, как я полагал, для проведения наступательной операции будут выделены необходимые силы. Но имелись и другие немаловажные факторы. Мы досконально изучили вражескую оборону на всю глубину ее главной полосы и, следовательно, были в состоянии подавить огневые точки первой линии уже в период артподготовки. Кроме того, в случае успеха наступления, подготовляемого в полосе левого соседа - советской 6-й армии, должно было резко ухудшиться и положение противостоявших нам войск. Наконец, большую часть последних составляла 2-я венгерская армия, а в ее рядах было много солдат и офицеров, не желавших воевать за интересы гитлеровской Германии, и это в известной мере облегчало решение задачи.

Здесь нужно напомнить, что к тому времени Венгрия, втянутая своими фашистскими правителями в войну на стороне гитлеровской Германии, уже понесла тяжелые потери на советско-германском фронте. Работая над настоящей книгой, я узнал из архивных документов, что только в период с октября 1941 г. по сентябрь 1942 г. были почти полностью уничтожены 102, 108-я и 109-я венгерские пехотные дивизии, а четыре другие - 6, 7, 9-я и 20-я потеряли около половины личного состава{145}.

В сентябре хортистские войска, противостоявшие 40-й армии, получили крупное пополнение. Но, несмотря на затишье, продолжавшееся здесь всю осень и часть зимы, они продолжали нести большие потери, в особенности от наших снайперов. Это усиливало деморализацию венгерских солдат, их гнетущее настроение. В дневнике, найденном на Сторожевском плацдарме у одного из убитых в бою венгерских солдат, были такие записи: "Не дождемся улучшения положения. Хорошо бьют русские снайперы. Стоит только показаться, как они тебя продырявят. Обычно смертельно... Подсчитываем потери роты: 20 убитых, 94 раненых... Вижу нашу судьбу: мало шансов на возвращение домой. Поскорее бы окончилась война, иначе мы псе погибнем. Половина уже погибла..."{146}.