Василий Голубев - Во имя Ленинграда

Я смотрел на присутствующих, слышал учащенный стук своего сердца и видел, как загораются глаза пилотов. Видимо, каждый из нас сейчас был горд тем, что выполнение первых боевых задач доверено нам.

Закончив совещание, полковник Корешков достал из планшета бланк, на котором полосками был наклеен телеграфный текст, и с усмешкой сказал:

- Еще совсем свеженькая, а смысл прежний: опять грабят тебя, Василий Федорович. Командующий всей морской авиацией требует направить в Москву гвардии капитана Костылева в его распоряжение, на должность главного инспектора по истребительной авиации. И одновременно представить на звание майора. Вот и решай, командир полка, что лучше: сопротивляться или молча, стиснув зубы, выполнить требование.

Ошарашенный этим сообщением, я молча сидел. "Отдать Егора, лучшего комэска, которого уже видел своим заместителем, а в случае чего - и командиром полка!"

Корешков и Сербин выжидающе смотрели на меня. Наверное, они читали мои мысли, понимали, что мне даже говорить тяжело. За меня ответил Абанин:

- Наверное, нужно без сопротивления отпустить Костылева. Наши аргументы в верхах все равно не поймут...

- Я тоже так думаю, - поддержал полковник Сербин.

- Давайте позовем Костылева и посоветуем согласиться с новым назначением...

Через двое суток полк распрощался с замечательным боевым летчиком, а его место занял капитан Карпунин.

Узнав, что борьба с разведчиками и корректировщиками и усиление нашей разведки объектов врага стали для полка основными боевыми задачами, все поняли: настает час расплаты, приближается священный день, когда замолкнут разрывы бомб и снарядов в израненном Ленинграде. Очистить от оккупантов родную землю, разгромить врага, длительное время осаждавшего город Ленина, расплатиться с гитлеровскими убийцами за все их чудовищные преступления, за сотни тысяч умерших от голода и в результате обстрелов, за муки ленинградцев, за разрушение города - эта благородная задача вдохновляла гвардейцев, поднимала боевой дух.

Активизировалась наша разведка по всему фронту, усилились ночные удары авиации по аэродромам, железнодорожным узлам, по артиллерийским позициям и пунктам управления противника. Все это, конечно, наводило фашистское командование на мысль, что советские войска готовятся к большому сражению. Поэтому, несмотря на неблагоприятные метеорологические условия, гитлеровцы начали проводить авиационную разведку всех видов и особенно аэрофотосъемку. Разведку вела и 1-я гвардейская авиационная истребительная дивизия.

Противник также усилил противовоздушную оборону важных объектов, значительно увеличил истребительное прикрытие самолетов-разведчиков и корректировщиков. Теперь каждый боевой вылет на разведку или на перехват гитлеровских разведчиков сопровождался скоротечными, но ожесточенными воздушными схватками. В четырех таких боях, проведенных в ноябре, мы сбили четыре вражеских разведчика и два истребителя, но и сами потеряли трех летчиков.

Эти бои показали, что фашисты, не считаясь с потерями, настойчиво пытаются выполнить свою задачу. Позже мы узнали, что упорство в боях фашистских летчиков было отнюдь не следствием роста их морально-боевых качеств, а результатом приказа высшего гитлеровского командования. Оно, предвидя крупное наступление Красной Армии, осенью 1943 года потребовало от группы армий "Север" во что бы то ни стало удержать занимаемые ею позиции под Ленинградом и Новгородом как опору левого крыла всего Восточного фронта. Гитлер рассчитывал, что решение этой задачи позволит надежно прикрыть подступы к Прибалтике и обеспечить свободу действий немецкого флота в Балтийском море, а также сохранит Финляндию в качестве союзника. Поэтому продолжение осады Ленинграда было главной задачей вражеских войск и авиации.

Анализируя подробности каждого проведенного боя и каждого вылета на другие задания, командование полка понимало, что с наступлением зимы 1944 года и улучшением погодных условий в небе Ленинграда и над Финским заливом развернутся ожесточенные воздушные сражения. К ним упорно готовились и каждый опытный, и каждый молодой пилот. Но не отставали от летчиков и их боевые друзья, работавшие на земле.

На инженерно-техническом совещании шла речь о подготовке всей ремонтной службы к обеспечению полной исправности самолетов в том случае, если резко возрастет боевая нагрузка. Учитывая важность совещания, на нем присутствовали руководители полка и командиры эскадрилий. В конце совещания попросил слово капитан технической службы Н. Н. Бабенков - начальник ремонтной мастерской. Он обратился сразу ко всем присутствующим:

- Товарищи командиры, инженеры, техники! Наша мастерская имеет хороших специалистов-ремонтников, сейчас совсем не загружена. Часть людей занимаются ремонтом жилых и служебных землянок. Это не наше дело, пусть этим займутся те, кому положено. Вот прохожу я в день несколько раз мимо лежащих в снегу списанных Ла-5, и сердце кровью обливается. А теперь туда притащили самолет, который подняли со дна залива. Он хотя и пролежал в соленой воде трое суток, но совсем целехонек. Конечно, древесина его напиталась солью, во многих местах разбухла обшивка фюзеляжа и крыльев. А мне кажется, если руки приложить со старанием и умением, то из этих списанных самолетов можно восстановить два-три. Разве они будут лишними? Вспомните, товарищи, как когда-то мы собирали все разбитые и искалеченные самолеты, и многие из них воскресли. На них летчики успешно воевали, а некоторые из них получили даже звание Героя Советского Союза...

Такого предложения, когда в полку было самолетов столько, сколько положено, никто не ожидал. Я переглянулся с майором Абаниным и задал вопрос молчавшим старшему инженеру Николаеву и инженеру по ремонту Мельникову.

- А как технические корифеи смотрят на предложение товарища Бабенкова?

- Сробыть треба, тильки який пилот полетит... Ведь скорость-то сейчас шестьсот и больше - развалится по склеенным швам да стыкам, - смешивая украинский с русским, ответил Мельников.

Потом медленно поднялся неторопливый Николаев.

- Собрать из списанных самолетов две-три машины можно. Видимо, удастся восстановить и поднятый из воды. Но нужного запаса прочности вряд ли добьемся. Есть опасение, что на больших перегрузках самолет развалится. Мастерские - не завод, но попробовать необходимо, место в теплом помещении есть, людей товарищу Бабенкову можно добавить за счет технического состава эскадрилий.

- Тогда не будем терять время. Приступайте, товарищи, к делу. Если восстановленные вами самолеты нельзя будет использовать в боевых вылетах, они найдут свое место в учебных полетах. На тренировках ведь можно летать, не создавая больших перегрузок. А когда горьковские и волховские труженики узнают, что подаренные ими самолеты служат вторую боевую службу, защищая Родину, они будут вам искренне благодарны...