Оксана Балазанова - 10 гениев живописи

Его друзья долго не могли понять, как Пикассо угораздило влюбиться в балерину, которая, по их мнению, ничего собой не представляла. Художнику, который пользовался в Париже шумной и порой скандальной известностью, было тогда 36 лет. Возможно, после бурных связей и легкодоступных женщин, с которыми он до этого имел дело, ординарность и обыденность Ольги казались ему свежестью, чистотой, а то и «экзотикой». К тому же он устал от бесконечных творческих терзаний, от внутреннего одиночества… Тогда он искал спокойную гавань, где мог бы отдохнуть от постоянных бурь в душе, в жизни и в искусстве.

Немаловажное значение имело и то, что Ольга была русской. В те годы Пикассо, великого революционера в искусстве, чрезвычайно интересовало все русское. Он даже собирался учить язык этой загадочной для него страны. Жадно читая газеты, он внимательно следил за развитием событий в России, где недавно закончилась одна и началась вторая революция.

Видимо, все это создавало вокруг балерины особый романтически-революционный ореол. Наконец, повлияла и возвышенно-чувственная атмосфера русских балетов, отношение Пикассо к Дягилеву, художнику Баксту. А композитором Игорем Стравинским он просто восторгался. Художника восхищала даже его манера одеваться как настоящий денди. И если до этого Пикассо утверждал, что из всей музыки признает только фламенко, то, услышав «Весну священную», он был потрясен до глубины души. Когда темпераментный Пабло увлекся Ольгой, Дягилев с усмешкой его предупредил: «Осторожно, на русских девушках надо жениться». – «Вы шутите», – ответил художник, который считал, что всегда владеет ситуацией.

В Риме артисты балета жили в отеле «Минерва». Дягилев же, Пикассо, Кокто и Мясин, с которыми художника связывали приятельские отношения, остановились в гостинице «Россия». Пикассо встречался с Ольгой ежедневно. Они подолгу бродили вдвоем по Вечному городу.

Ольге нравился Пикассо, но она не спешила отвечать на бурные чувства художника. Танцовщица понимала, что карьеру в балете ей уже не сделать, что ей уже 26 лет и пора подумать об устройстве домашнего очага. Но получится ли из Пикассо с его богемным прошлым верный и заботливый муж? «Может ли художник быть серьезным человеком?» – допытывалась у Дягилева мать Ольги, узнав о том, что ее дочь собирается выйти замуж за парижанина, да еще художника. «Не менее серьезным, чем балерина», – отшучивался тот.

Тем временем прошла премьера «Парада». Несмотря на нерадушный прием публики, Дягилев повез постановку в Мадрид и Барселону. За балетом (точнее, за Ольгой) отправился и Пикассо. Он много рисовал, и в основном ее. Причем балерина, которая не любила непонятные ей эксперименты в живописи, требовала изображать ее в сугубо реалистической манере: «Я хочу узнавать свое лицо».

Летом Пикассо приехал в Барселону к матери и представил ей свою будущую жену.

Донья Мария тепло приняла русскую девушку, посмотрела пару спектаклей с ее участием, но решила предупредить: «Мой сын создан только для самого себя и ни для кого другого. С ним не может быть счастлива ни одна женщина». Ольга решила, что это обычное преувеличение, надеясь на свой твердый характер, – Пикассо выглядел совершенно влюбленным. В Барселоне художник написал ее очередной портрет с мантильей на голове, который подарил матери.

К сожалению, любовь не может ни остановить, ни изменить ход исторических событий.

Первая мировая война была еще не закончена. Франция пыталась залечить раны, перевести дух после кровавых дней Соммы и Вердена. Париж ожил, бросился наверстывать упущенное. Войска США, вступившие в войну на стороне Антанты, стали прибывать во Францию. Начиналось американское «омолаживание» старой Европы. Ромен Роллан писал: «Все нашли выход и ринулись к нему: дансинги, спорт, путешествия, курильни, самки, – наслаждения, игра, забвение – бегство, бегство…» Художников и поэтов в кафе и на бульварах вытеснили иностранные туристы. Бестолковая полунищенская жизнь новаторов прошлых лет стала вызывать интерес людей, игравших в богему. Изменились и симпатии-антипатии художественной богемы Парижа. Она резко «полевела». Этому способствовала русская революция. Новая Россия вызывала огромный интерес. Эренбург писал: «Пикассо обнял меня и сразу заявил: "Ты знаешь, мое место там. Что мне делать во Франции мосье Мильерана?"» В это же время Альбер Глез выставил панно «Проект росписи одного из московских вокзалов». Поэт Сальмон прочитал Эренбургу поэму, озаглавленную русским словом «Приказ», Диего Ривера интересовался, как ему пробраться в Россию, а Леже мечтал работать в московском театре.

Творчество Пикассо тоже претерпевает изменения. Но если до 1917 года деление на периоды по признаку метода, манеры более или менее оправданно и удобно, то дальше оно теряет смысл, поскольку методы художника бесконечно варьируются, применяются одновременно и параллельно. Клод Руа вспоминал: «В день, чем-то для него омраченный, он мастерил рыбу, – получалась мрачная рыба, рыба-тоска, рыба-ужас… Почти все, что делает Пикассо, есть показатель температуры и освобождение… Среди холстов Пикассо есть такие, которые сделаны буквально тремя взмахами черпака, но я бы не советовал слишком долго оставаться наедине с ними в сумерки: они заразительны в высшей степени, они вас свалят с ног, вы будете охвачены самой черной, самой едкой, самой бешеной тоской, вы будете нокаутированы. И есть у Пикассо среди рисунков, сделанных в две минуты, вещи иного рода: простой арабеск, выполненный цветными карандашами, быстрый набросок на литографском камне. Но как они согревают, сколько в них радости, света, чувства довольства!»

Теперь оформление спектаклей Дягилева имело успех. Он доказал, что кубистские условности могут органически жить на сцене, хорошо сочетаться с пластикой андалузского народного танца или со старинной итальянской комедией дель арте.

Параллельно с этими изменениями в кубизме Пикассо исчезают урбанистические мотивы и ассоциации с царством машин. Его привлекает уже не индустриальный город, а южные, морские края. Он начал писать картины, воспроизводящие формы открытого окна, из которого видно то, что происходит снаружи.

В 20-х годах Ле Корбюзье еще пел дифирамбы «прямому углу», а Пикассо уже успел охладеть к его эстетике. Стремление товарищей-кубистов к математической рациональности, расчету, техницизму не получило никакого отклика в душе художника.

Окрыленный успехом Дягилев со своим балетом отправился в Латинскую Америку. Ольга решила остаться с Пикассо. Выбор сделан. Многие друзья отговаривали Пикассо от брака с Ольгой, считая, что он будет неудачным. Художник не внял их советам.