Николай Храпов - Счастье потерянной жизни т. 2

— Первое, о чем я вас хочу спросить: кто и при каких обстоятельствах убедил вас или внушил, а, может быть, принудил принять веру в Бога?

— Никто меня не убедил, не внушил и, тем более, не принудил к тому, о чем вы говорите, — ответил ему Владыкин.

— Ну как же так? Вы же верите в Бога?

— Да, теперь уже, пожалуй, не просто верю, — ответил ему Павел, — а живу моим Господом. Меня несколько удивляет ваш вопрос, почему меня кто-то должен обязательно принудить или внушить. Вы разве не знаете ничего о других видах взаимоотношений между разумными людьми, более свободных, чем вы назвали? И попутно спрошу, кто вас принудил первый раз в жизни взять в рот материнскую грудь?

— Хм, мне кажется это не относится к теме нашего разговора, — ответил Ходько, — но я отвечу вам: ведь я же плоть от плоти ее, девять месяцев мы с ней жили общей жизнью, потому, заложенные во мне инстинкты, и принудили меня взять материнскую грудь.

— Вот так, как нас с вами впервые потянуло к материнскому молоку, потому что в нем жизнь для нашего тела, так всякого здравомыслящего человека, появившегося в мир, будет влечь к Богу, так как Бог есть жизнь, и только в Нем сокрыты все источники жизни материальной и духовной.

Я искал Бога для того, чтобы жить и нашел Его, и живу Им. А средство, каким я нашел Его — это Библия.

Отвечу вам, как я искал Бога: я искал правду в жизни, чистую бескорыстную любовь. Искал, наконец, в чем заключается смысл жизни человеческой. В людях я этого не нашел и в людских идеалах не нашел.

Библия указала мне на Христа, Богочеловека, в Нем я нашел то, что искала моя душа.

— Так что же, человек неверующий в Бога, не живой, что ли? — спросил Ходько.

— Так говорит Слово Божие, так оно и есть: "В Нем (в Христе) была жизнь, и жизнь была свет человеков" (Иоан.1:4), и еще: "Имеющий Сына (Божия) имеет жизнь; не имеющий Сына Бо-жия не имеет жизни" (1Иоан.5:12). То, что вы имеете в виду, это не жизнь, а существование в теле.

Человеком вне Бога руководят следующие инстинкты: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, ереси, ненависть, убийство, пьянство, бесчинство. Вот все эти дела — нежизненны, человек, в ком это есть, духовно мертв. Эти его дела никому из разумных, честных людей не нужны, они даже и государству никакому не нужны.

А вот вам, другой человек, в котором есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. Такой человек всем нужен, потому что поступки его жизненны. Но таким может быть только тот, кто знает Бога и имеет Его в себе.

Так, час за часом, они сидели за оживленной беседой, пока за окном стемнело, а отдел опустел.

— Конечно, Владыкин, это верно, что люди честные, воздержанные, миролюбивые и т. д. всем нужны, — ответил Ходько, продолжая беседу, — но они могут быть и неверующими, и так именно, мы воспитываем и будем воспитывать. И для этого у нас прилагаются колоссальные усилия и средства, чтобы воспитать полноценного хорошего человека: здесь и образование, литература, кино, театры и т. д. Ну, а уж насчет веры в Бога — это же фанатизм, пережитки прошлого, с этим надо порывать, тем более такому молодому, грамотному, как ты. Не занимался бы ты этим, сюда бы не попал, ведь ты очень ценный и нужный нам человек. Ты, конечно, не пойми меня превратно, тебя посадили не за веру в Бога, а за то, что ты против наших культурных мероприятий идешь, ты же не посещаешь кино, театры и прочие подобные места, а это для нашей молодежи вредно, аморально. Ты же был видным и передовым юношей.

— Вы знаете, — начал Владыкин, — мне просто неудобно слышать от вас, старого образованного большевика, что вы в беседе с верующим человеком апеллируете избитыми аргументами, которыми пользуются по селам полуграмотные парни. Вам-то уж, надо логичнее рассуждать, и у вас к этому, казалось бы, есть все возможности. Но, коли вы уж это затронули, я обязан вам ответить.

Вот будем говорить о преступниках: ворах, бандитах, грабителях, куда вы меня поместили. Уж их-то я знаю больше вас, потому что вы только следствие ведете, а я с ними одну баланду хлебаю, сплю с ними на одних нарах. День и ночь они читают романы и пересказывают их друг другу, немало из них грамотных людей. Как только в клуб привезли ящик с кинопленками, они первые с гиканьем бегут занимать места.

Теперь укажите мне хоть двух, трех из них, кто оставил пьянство, грабеж, разврат в результате того, что они прочитали какой-то роман или посмотрели какое-либо кино? Нет у вас таких.

А я могу указать вам тысячи тех, кто через чтение Библии, посещение богослужений сразу же оставили свои гнусные дела.

Второе, посмотрите в моем следственном материале, есть ли хоть один случай, когда я кого-либо насильно вывел из театра в силу моих убеждений, обругал или избил за прочитанный роман; кого, стоя у дверей кинотеатра, уводил обратно, используя свои убеждения? Таких фактов нет, и сам я осуждаю такие поступки. Только за то одно, что у меня христианский взгляд на все эти зрелища, что я не все книжки в библиотеке подряд читаю, а по выбору; за то, что меня принудили публично выступить в защиту моих убеждений — я с двадцати лет оторван от родительского дома и стою перед вами в этих арестантских рубищах. Вот это, действительно, фанатизм, дикий, средневековый. Сколько раз вы подписывали на этого мальчишку предписание, чтобы содержать в заключении среди насильников, бандитов, воров, скотоложников, на штрафных, да еще венерических колониях.

За что? За то, что я люблю моего Иисуса, соблюдаю Его заповеди. А сейчас, за что я стою перед вами? Со мной вместе сняли вора и других с вагона поезда, они при мне были отпущены по своим местам. А только за то, что в моем чемодане обнаружили Евангелие Иисуса Христа на чистейшем русском языке, я вторые сутки сижу без пищи, а теперь вот, и стою перед вами.

— Как, разве вас нигде не кормили? — удивленно воскликнул начальник.

— А где же меня будут кормить? Режим ваших карцеров вы знаете, и здесь, у вас, я сижу уже половину суток, да учтите, что за окном уже полночь, — ответил ему Владыкин.

— Вот уж за это прошу, извините меня, пожалуйста. Это моя невнимательность, и мы сейчас что-нибудь сделаем.

Начальник взял телефонную трубку, чтобы поискать возможность, чем-либо покормить Владыкина, но отовсюду получал только отказ. Тогда он позвонил к себе на квартиру, оттуда принесли тарелку кислой капусты и пару блинов.

Владыкин, с молитвою, здесь же в кабинете, подкрепился и приготовился к дальнейшей беседе.

— Вы, конечно, уже сильно устали, но у меня есть еще несколько вопросов, — сказал начальник. — А как вы смотрите на службу в армии? Ведь вы же знаете, что некоторые из ваших единоверцев не берут оружие в руки.