Татьяна Таирова-Яковлева - Гетманы Украины. Истории о славе, трагедиях и мужестве

Когда в апреле 1722 года он достиг Молдавии, то в первом же монастыре (как с радостью он отмечал в своем дневнике), встав в четыре утра, «исповедовался за мои грехи перед отцом игуменом, а потом был на утрене и службе Божей, приняв святейшее причастие тела и крови иисуса Христа»39.

Будучи выпускником Киево-Могилянской академии, Орлик, безусловно, великолепно разбирался в богословских вопросах. В своем дневнике он раскритиковал некоего ксендза, читавшего проповедь: «...он неуместно наполнил ее и испортил мешаниной разных фабул и историй». В Греции, в Серези, после богослужения были принесены мясо, кутья и горилка, и священник их благословил. Орлик удивился и сказал «одному священнику по-болгарски, что шестой Синод запрещает под клятвой приносить в церковь мясо и горилку на пожертвование, а только вино, ароматические благоухания, просвирки и свечи». Далее Орлик комментировал этот эпизод в своем дневнике: «...тут люди не принимают во внимание не только Синоды, но и веру христианскую не всегда сохраняют. Священники и сами пастыри митрополиты, архиепископы и епископы большие простаки и идиоты, которые не знают греческого языка, не знают перевода службы народным языком, что читают на слух и не понимают, что читают. Простые люди способны только перекреститься (и то не все). Когда мы спросили их, знают ли они молитву „Отче наш“, они ответили, что ее знать должны священники, а не они». Из этого Орлик сделал вывод: «Теперь я вижу и признаю, что из-за амбиций греческих иерархов, а именно патриархов, возникла схизма, из-за которой потом начались все несчастья в Греции. А хуже всего то, что греки так недоброжелательно относятся к римлянам (т. е. к римскому обряду. – Т. Т.), не считая их христианами, хотя сами слабо придерживаются христианства»40.

При этом Орлик продолжал исповедоваться у православных священников, но часто вступал с ними в богословские дискуссии. В частности, он спорил о таинстве евхаристии и о непорочном зачатии Богородицы: «так как греки про неземную жизнь придерживаются другого мнения», а «про Пресвятую Богородицу считают, что она зачата в первородном грехе»41). По поводу таинства евхаристии – теме, до сих пор весьма острой в православии – Орлик оставил в своем дневнике запись, в которой не соглашался с мнением священника, что «не словами Христа, а через действия священника, когда тот говорит: „Хлеб этот стань телом Твоим. Что в чаше, пусть станет кровью Твоей“» происходит таинство42. Таким образом, Орлик к концу жизни встал на позиции униатской церкви.

В самом этом выводе кроется страшный парадокс всей жизни гетмана, положившего себя на алтарь служению идеалу освобождения Украинского гетманства. Нарушение верности православию, стоявшее первым пунктом в им самим написанной Конституции, нарушение веры, ради которой боролись с поляками многие поколения украинских казаков! По-человечески такая метаморфоза, видимо, объясняется просто: проведя двенадцать тоскливых лет в Салониках, в изгнании, нужде и отчаянии, Орлик возненавидел окружавших его греков, а заодно и исповедуемую ими религию. Хотя и не известно, отдавал ли он сам себе в этом отчет.

После смерти Петра I в январе 1725 года Орлик опять стал надеяться на примирение с Россией. Но сведения, приходившие к нему из Петербурга, были очень обрывочными и неточными.

Затем Орлика несколько воодушевила женитьба в августе 1725 года французского короля Людовика XV на дочери шведского ставленника Станислава Лещинского. Взошедший на престол после смерти Екатерины I Петр II разрешил восстановить гетманство. В октябре 1727 года гетманом был единогласно избран Данило Апостол. Орлик встретил это известие с гневом и отчаянием, назвав Апостола «волохом-размазней»43.

Не опуская рук, во время Европейского конгресса 1728 года он добился обещания поддержки со стороны Англии, Франции и Швеции. Кардинал Флери даже выступил с публичным обращением к представителю России графу А. Головину, пытаясь добиться от него уступок в пользу гетмана. Но позиция России оставалась неизменной. Обращался гетман и к члену Верховного тайного совета Голштинскому герцогу Карлу Фридриху, женатому на Анне Петровне.

Разномасштабность обращений Орлика, разнообразие его союзников не могут не удивлять. Для осуществления своей идеи Орлик даже выдвинул план окатоличивания Украины, надеясь таким образом получить поддержку Ватикана. План этот возник не на пустом месте. Гетман имел контакты с представителями Товарищества иисуса. Вероятно, по их совету в августе 1727 года он написал письмо папе Римскому, напоминая о деятельности Мазепы и позиционируя себя продолжателем его дела. Свои действия он объяснял «ревностью к религии». Он предлагал, что если станет гетманом Правобережной Украины («эта достаточно обширная провинция вся отдана схизме»), то «не насилием, преследованиями и своеволием, как поляки ревностно неосмотрительно это делают, но представлением ошибок и ересей нынешней греческой церкви я смог бы тот край к унии с римской церковью привести»44.

В связи с Орликом Д. Бовуа вспоминает выражение Александра I, сказавшего однажды, что поляки готовы продать душу дьяволу, лишь бы тот возродил их отечество. Поведение Орлика вполне соответствует этой формуле. Хотя нельзя не удивиться парадоксу, как человек, желавший быть лидером Украинского гетманства, созданного под лозунгом защиты православия, пришел к необходимости искать защиты от православных императоров у Римского папы…

С 1729 года активным помощником Орлика становится его сын Григорий (Грегор). Вопрос о преемнике польского короля Августа II еще раз расколол Европу. Среди ярых сторонников кандидатуры Станислава Лещинского (кроме Франции и Швеции), разумеется, был и Орлик. В Варшаве даже состоялось тайное совещание французского посла де Монти со сторонниками Лещинского, в результате которого Григория Орлика отправили в Париж. Там ему удалось привлечь интерес французских верхов к украинским делам, и его послали со специальной миссией на Восток. Приехав в Порту, он инкогнито встретился с отцом в Салониках.

Реалии были весьма далеки от лучезарных планов Орлика. В этом он лишний раз убедился, когда некий православный епископ (видимо, грек) отправился к запорожцам, все еще проживавшим в эмиграции, для сбора пожертвований. Епископ привез к ним и личное обращение «гетмана Орлика». Позднее он рассказывал, что письмо это смогли прочитать только на следующий день, ибо выжидали, пока запорожцы «протрезвеют». Когда же все-таки казаки собрались в «круг», то лишь немногие из них выслушали орликовское письмо с уважением, сняв шапки и выражая благодарность, что «пан гетман» их не забыл. Другие же («пьяницы», по выражению епископа) напали на священника и его служащих и прогнали их прочь. Епископу пришлось бежать на «чайке»45. И хотя потом атаман казнил заводил (за что получил похвалу от крымского хана), этот эпизод ярко характеризует настроения запорожцев-изгнанников, на которых Орлик возлагал такие большие надежды.