Федор Бурлацкий - Мао Цзэдун и его наследники

Идеалы реального научного социализма глубоко и всесторонне сформулированы в новой Конституции СССР. В ней говорится, что социализм — это такое общество, в котором созданы могучие производительные силы, передовая наука и техника, в котором постоянно растет благосостояние народа, складываются все более благоприятные условия для всестороннего развития личности. Это общество, законом которого является забота всех о благе каждого, забота каждого о благе всех. Это общество подлинной демократии, политическая — система которого обеспечивает эффективное участие трудящихся в управлении всеми общественными делами, все более активное их участие в государственной жизни, сочетание реальных прав и свобод граждан с обязанностями и ответственностью перед обществом.

Что касается идеала «социализма», который проповедуют и осуществляют в Китае и который нашел отражение в официальных документах страны — конституции КНР и уставе КПК, — то они исходят совсем из других предпосылок и носят иной социально-классовый характер. Это «социализм» без достойного жизненного уровня и благосостояния, без демократии и участия масс в управлении, без свободы и всестороннего развития личности. Это «социализм», основанный на эксплуатации трудящихся в интересах правящей военно-бюрократической группы и формулируемых ею социальных целей (военное производство, национальное величие). Иными словами, это «социализм» мелкобуржуазно-бюрократический с сильно выраженными феодальными чертами.

Чтобы яснее представить себе характер социально-экономической и политической системы в Китае, подумаем еще раз над более общим вопросом — о критериях, определяющих природу этой системы. Таких главных критериев два: структура общества (прежде всего собственности и власти) и образ жизни народа — рабочего класса, крестьянства, интеллигенции.

Вопрос в конечном счете сводится к тому, какова социально-экономическая и политическая структура общества, каков образ жизни трудящихся в широком смысле этого слова, включающем и жизненный уровень, и удовлетворение экономических и социальных прав, и участие трудящихся в управлении. Важным компонентом характеристики социально-политической системы является политика — экономическая, социальная, культурная, а также внешняя политика. Куда идет национальный доход? Идет ли он на удовлетворение нужд руководящей группы «ганьбу»? Идет ли он на развитие военного производства, которое не вытекает непосредственно из интересов безопасности китайского общества? Идет ли он на достижение националистических сверхзадач, на превращение Китая в короткие сроки в господствующую державу в современном мире? Или национальный доход идет на развитие общественного производства и все более полное удовлетворение потребностей трудящихся? Кто распоряжается собственностью? Участвуют ли трудящиеся в управлении государством, в определении экономических и социальных целей развития? Иными словами, осуществляется ли социалистическая демократия? Какова роль государства на международной арене, подчиняет ли оно свою политику интересам китайских трудящихся, выступает ли оно в союзе с другими социалистическими народами и странами или подчиняет свою деятельность достижению великодержавных целей?

Если подходить с такими критериями к пониманию социализма — а это единственно научный подход, основанный на более чем полувековом опыте становления социализма в странах социалистического содружества, — то невозможно не прийти к выводу, что современный Китай чрезвычайно далек от подлинно социалистического идеала. Мы видим в нем то, что Маркс называл проявлением мелкобуржуазного социализма в экономике и социальных отношениях и радикал-национализма и великодержавия в идеологии и внешней политике. Такова реальность, таков современный этап развития Китая.

Самое драматическое наследие феодального прошлого Китая — это социально-политическая пассивность многомиллионного китайского народа. Фактически он и сейчас еще является объектом, а не субъектом, не творцом социальных преобразований, которые намечаются где-то наверху в рамках высшего политического руководства и которые принимаются как должное всем народом.

В сущности, на протяжении последних 15 лет мы наблюдаем почти исключительно жизнь поверхностного слоя Китая — этих 20–30 млн. «ганьбу», которые никак не рассядутся на политической лестнице. Их борьба за власть со всеми ее аксессуарами: навешивание преувеличенных и нелепых ярлыков, поношение противников, вплоть до физической расправы с ними, их непристойная идеологическая и политическая полемика, за которой с трудом можно отыскать рациональное зерно действительных расхождений, их метание из крайности в крайность— от «правой» политики к «левой»; от «левой» к еще более «левой»; от еще более «левой» к «правой», — все это зыбь на огромном море почти миллиардного населения великой страны.

Как живут китайские крестьяне, которые и сейчас еще составляют подавляющее большинство населения? Не исключено, что они живут так же или почти так же, как жили до народной революции 1949 года, приспособившись к новым формам с мудростью людей, за плечами которых стоят три тысячелетия приспособления к разным властям со всеми их причудами. Они так же усердно обрабатывают свой клочок земли, который теперь называют приусадебным участком, и одновременно почти бесплатно отрабатывают на общественном поле, точно так же как они отрабатывали на помещика. Они живут в таких же или почти таких же домиках, которые в любом цивилизованном государстве называются трущобами, и имеют на весь день те же несколько щепоток риса. Они так же подчиняются местным «ганьбу», покорно реагируя на принудительные общественные работы и принудительное участие в идеологических и политических кампаниях.

Почти половина крестьянского населения остается неграмотной, а стало быть, продолжает верить в то, во что верили их отцы и деды, и все споры китайских руководителей о китайской культуре, будь то Чэнь Бода, Линь Бяо или Цзян Цин, отскакивают от них, как пинг-понговый шарик, поскольку это находится вне их обыденного сознания и их психологии. Точно так же вряд ли можно видеть какие-то существенные перемены в образе жизни армии чернорабочих, которые и сейчас составляют подавляющее большинство рабочего класса Китая. Не видно перемен в жизни и других слоев китайского народа, кроме тех, которых непосредственно затрагивают, в качестве участников или жертв, последние политические кампании.

Одно из наиболее впечатляющих свидетельств — это сообщения тех иностранных представителей, которые проехали хотя бы по какой-то части Китая поездом. Им рисуется обычно самая унылая и убогая картина бедности, отсталости от современных форм жизни цивилизованного человечества.