Пол Баррел - Королевский долг

Верный своему слову, Болланд организовал встречу в Тетбери неподалеку от Хайгроува. 2 августа тот посредник позвонил мне и сказал: «Старший сын желает с тобой встретиться». Встреча была назначена на завтра.

Как выяснилось на королевском расследовании, принц Чарльз считал, что «если мистер Баррел принесет свои извинения и подтвердит еще раз… то, что писал принцу Уильяму… согласится вернуть все вещи и пообещает не раскрывать никакой информации, имеющей отношение к личной жизни принцессы, полиции не придется предъявлять обвинения мистеру Баррелу».

Было решено, что Фионе Шеклтон и Скотленд-Ярду незачем знать об этой встрече.

Я отправился на юг на машине. Чтобы поддержать меня, со мной поехал мой брат Грэм. Мы выехали 3 августа в 6 часов утра, прихватив с собой термос с чаем и бутерброды. День был жаркий. В такую погоду надо ходить в футболке и шортах, но я должен был выглядеть как можно достойнее, поэтому надел серый костюм, а манжеты рубашки заколол запонками в форме букв D, которые мне подарила принцесса. Я не знал, где именно состоится встреча, мне лишь сказали, что принц Чарльз встретится со мной после игры в поло. Он лично просил, чтобы встреча прошла не в Хайгроуве, чтобы мне не нужно было проходить через полицейский пост. Мне показалось, мы ехали целую вечность. Мы уже въехали в графство Глостер, когда у меня зазвонил сотовый. Было около полудня.

Звонил посредник.

— Ничего не выйдет. Произошел несчастный случай.

У меня екнуло сердце. Я припарковался на ближайшей заправочной станции.

— Ты что, шутишь?!

Принц Чарльз упал с лошади и потерял сознание. Его увезли в больницу. Получилось, что мы зря пять часов умирали от жары в машине; пришлось разворачиваться и ехать обратно в Чешир.

— Ну, значит, все. Теперь суд неизбежен, — сказал я Грэму.

Я тогда думал только одно: «Как подозрительно, что он упал с лошади как раз тогда, когда мы должны были встретиться».

Позже оказалось, что я был прав, заподозрив, что это не случайность. Утром 3 августа до игры в поло принц Чарльз вместе с принцем Уильямом встретились с Максин де Брукнер и коммандером Джоном Йейтсом из Скотленд-Ярда. Во время этой встречи принцу изложили обстоятельства дела, причем в сильно искаженной форме. Но им удалось ввести принца Чарльза и его сына в заблуждение. Они усомнились в моей невиновности.

8 августа полиция сделала ход, лишивший меня доступа к Сент-Джеймсскому дворцу. Милберн потребовал от Болланда, чтобы тот подписал бумагу, где говорилось, что Болланд будет выступать как свидетель обвинения. Теперь он не сможет общаться со мной.

Вот показания Майкла Болланда из расследования сэра Майкла Пита: «В полиции мне открыто признались, что потребовали от меня подписать эту бумагу, чтобы воплотить некий хитроумный план. Таким образом они хотели предотвратить дальнейшие контакты между мистером Баррелом и мистером Болландом».

Полиции удалось заставить принца Чарльза и принца Уильяма сомневаться в моей невиновности, им удалось лишить меня единственного способа связаться с ними. Они хотели довести дело до скандального судебного разбирательства, на этом они и сосредоточились. Им было некогда смотреть по сторонам.

В четверг 16 августа я снова оказался в полицейском участке Вест-Энда. Мы с Эндрю Шоу пришли сюда, чтобы передать полицейским мои показания. Тридцать девять страниц текста — двадцать шесть пунктов, в которых объяснялось, насколько я был близок к принцессе, как некоторые из вещей попали ко мне, до какой степени она мне доверяла. Это была моя последняя попытка воззвать к здравому смыслу следователей. За казенным языком скрывался истерический призыв остановиться, оглядеться вокруг и понять, чем они рискуют, затевая это дело.

— Вот показания, которые мы готовы вам дать, — сказал Эндрю Шоу, положив пачку листов на стол в комнате для допросов.

Милберн ушел читать. Меньше чем через час он вернулся с ответом.

— Мистер Баррел, вы обвиняетесь в краже по трем пунктам…

У меня засосало под ложечкой. Меня обвиняли в краже 315 предметов из владений покойной принцессы Уэльской Дианы.

Меня обвиняли в краже 6 предметов принца Чарльза.

Меня обвиняли в краже 21 предмета принца Уильяма.

Выдвигая все эти обвинения, полицейские были уверены, что в какой-то момент между 1 января 1997 года (то есть за восемь месяцев до смерти принцессы) и 30 июня 1998 года я украл из Кенсингтонского дворца столько вещей, что ими можно было доверху заполнить кузов небольшого грузовичка.

Милберн читал мне обвинения, а я не понимал, что происходит. Почему королевская семья не вмешалась? Что все это значит? Чем я заслужил все это? Вот какие вопросы роились у меня в голове, когда напротив меня сел детектив-сержант и сказал: «Я считаю, что ты все это украл. И вот что я скажу: за двадцать лет службы в полиции я еще ни разу не видел такого гнусного злоупотребления доверием».

Но было видно, что он прочитал мои показания. Там я говорил о близких отношениях принцессы с разными людьми. Я, естественно, не называл имен. И сделано это было исключительно для того, чтобы доказать, как она мне доверяла.

— А были ли ваши отношения с принцессой такими уж возвышенными? — спросил Милберн. Видимо, мои показания не удовлетворили любопытства даже полицейских.

Меня вывели в коридор, провели в другую комнату. Там я повернулся к Эндрю Шоу и, сдерживая слезы, сказал:

— Я не могу в это поверить! Я просто не могу в это поверить.

Врач велел мне открыть рот, взял мазок для анализа ДНК. В другой комнате меня заставили окунуть пальцы в чернила для снятия отпечатков. Потом велели встать у стены, повернуть голову вправо, влево, анфас. Сделали три снимка, на которых отразилось все мое отчаяние. Я чувствовал себя одновременно и преступником, и зверем в цирке, который из-под палки выделывает трюки на потеху публике.

Вспышки фотоаппарата для меня плавно перешли в свет прожекторов, заливавший ступеньки у входа в суд Боу-стрит, где на следующий день разыгрывался первый акт того фарса, который решил устроить Скотленд-Ярд. В окружении полиции и прессы я пробирался к зданию, низко опустив голову. Я даже не увидел того, кто ударил меня в ухо, только почувствовал резкую боль. Это кто-то из толпы умудрился все же пробраться ко мне и выразить свое отношение.

— Не останавливайся, Пол! — кричал мне мой брат Грэм. Он вместе с полицейскими старался не подпустить ко мне толпу. До меня вдруг дошло, что многим не нужен был никакой суд, они и так уже решили, что я обворовал принцессу. Они меня ненавидели. Все будут меня ненавидеть. А сейчас мне придется пройти через унижение. Когда сидишь на скамье подсудимых, даже если ты чист перед законом и собственной совестью, то все равно чувствуешь себя преступником. Мне хотелось, чтобы это первое слушание скорее закончилось. Нигде не понимаешь так хорошо, как в суде, реальность ситуации, которая казалась раньше фантастической и невероятной. Вера в то, что я невиновен, которая поддерживала меня все это время, сменилась безграничным стыдом. Вот что делает с людьми скамья подсудимых. Она покрывает тебя позором и не позволяет даже поднять головы, чтобы взглянуть, кто указывает на тебя пальцем.