Юрий Зобнин - Николай Гумилев

Но, допуская возможность, что что-то подобное могло быть сочинено Гумилевым за двадцатидневное его пребывание в камере Дома предварительного заключения на Шпалерной, а затем передано теми, кто уцелел после «таганцевского расстрела», на волю (в качестве ли списка или пересказа на память), невозможно, действительно зная «не только внешние приемы, но и дух» гумилевской поэзии, допустить, что это стихотворение и есть «предсмертные слова» поэта. С этими словами — словами литературного прощания с городом, поминанием «сонетов и шпаги», демонстрацией мужества («Я не трушу, я спокоен…») — в последний час Гумилев обращаться к оставляемому им миру не стал бы. Вся его жизнь теряла бы смысл, если бы последние ее минуты он стал бы тратить на то, чтобы написать на стене камеры этот текст.

Но он его и не писал.

В истории изучения жизни и творчества Гумилева происходит, как это всегда бывает с наследием великих поэтов, много чудес. Чудом — иначе и сказать нельзя — спустя полвека после трагедии августа 1921 г. нашелся свидетель, который побывал в камере на Шпалерной уже после расстрела «таганцевцев» и видел, что было написано Гумилевым на этой страшной стене. «Эту надпись на стене общей камеры № [77] в ДПЗ на Шпалерной навсегда запомнил Георгий Андреевич Стратановский (1901–1986), арестованный осенью 1921 г. по “делу”, к которому не имел никакого отношения. Впоследствии, он занимался переводами, преподавал в Университете (был доцентом). […] По вполне объяснимым причинам Г. А. Стратановский предпочитал не делать общественным достоянием свои тюремные воспоминания, хотя, конечно, ему было что рассказать и написать. Об этом знали только в его семье» (Эльзон М. Д. Последний текст Н. С. Гумилева // Николай Гумилев. Исследования и материалы. Библиография. СПб., 1994. С. 298). Легализация имени Гумилева в СССР совпала со смертью Г. А. Стратановского, и ту тайну, которую он хранил в течение шестидесяти пяти лет, передал миру его сын.

Последними словами Гумилева были:

Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь.

Н. ГУМИЛЕВ

Хроника жизни и творчества Н. С. Гумилева[1]

Ночь со 2-го на 3-е апреля. В Кронштадте, в доме Григорьевой по Екатерининской ул., у старшего Экипажного врача 6-го флотского экипажа коллежского советника Степана Яковлевича Гумилева и его жены Анны Ивановны родился третий ребенок, мальчик[2]. Из-за страшной бури, разразившейся в эту ночь над Кронштадтом, роженицу не повезли в больницу, и повивальная бабка, принимавшая роды на дому, предсказала младенцу «бурную жизнь».

15 апреля. Младенец Николай крещен в кронштадтской Морской Военной Госпитальной Александро-Невской церкви. Таинство крещения совершал протоиерей Владимир Краснопольский, восприемниками были дядя новорожденного, контрадмирал Л. И. Львов и сводная сестра A.C. Гумилева.

Май — июнь. Семья Гумилевых с новорожденным Николаем отдыхают в Слепнево Бежецкого уезда Тверской губернии (родовом имении Львовых).

9 февраля. С. Я. Гумилев выходит по болезни в отставку в чине статского советника. Семья Гумилевых переезжает из Кронштадта в Царское Село, где отец поэта купил двухэтажный дом (ул. Московская, 42). Здесь прошло детство поэта.

Первая половина года. С. Я. Гумилев покупает дачный участок в местечке Поповка на р. Тосна (С.-Петербургская губерния), где семья Гумилевых проводит затем десять летних сезонов.

25 мая. A.C. Гумилева, вышедшая замуж за офицера-пограничника A.B. Сверчкова, уезжает с ним в Катовицы (Польша).

После кончины Л. И. Львова имение Слепнево перешло во владение его вдовы Л. В. Львовой.

Весна. Николай Гумилев сдает экзамены в приготовительный класс Николаевской мужской гимназии в Царском Селе.

Лето. С семьей проводит в Поповке.

Осень. Начинает посещать гимназию, однако вскоре заболевает (мигрень), и на том обучение здесь завершается. Родители продают царскосельский дом и переезжают в Петербург (3-я Рождественская ул., 32).

Зима. Занимается с домашним учителем студентом Б. Г. Газаловым, готовясь к поступлению в гимназию; учитель сумел заинтересовать ученика географией и зоологией.

Весна. Сдает экзамены в первый класс гимназии.

Лето. Семья Гумилевых вместе с Б. Г. Газаловым отдыхают в Поповке.

Осень. Идет в первый класс гимназии Я. Г. Гуревича (Лиговский просп., 2).

Зима — весна. Посещает гимназию, переходит во второй класс.

Лето. Гумилевы едут в Поповку, а оттуда в Железноводск, посещают Кисловодск и Пятигорск. Это первое посещение Кавказа вызвало первый прилив вдохновения. С этого момента он начинает писать и читать родителям некие «басни»(определение А. И. Гумилевой), которые до нас не дошли.

Осень — зима. Семья Гумилевых переезжает в дом 97 по Невскому проспекту. Степан Яковлевич поступает агентом в Северное страховое общество. Гумилев посещает гимназию, «запойно» читает приключенческие романы М. Рида, Ж. Верна, Ф. Купера, Г. Эмара и создает среди одноклассников «тайное общество», которое занималось поисками кладов в подвалах и на чердаках.

Зима — весна. Посещает гимназию, переходит в третий класс.

Лето. Проводит в Поповке, где вместе с компанией «дачных» мальчишек занимается верховой ездой. Увлечен творчеством A.C. Пушкина, пытается ему подражать.

Осень — зима. Посещает занятия в третьем классе гимназии, где организует «пушкинское» общество, читает и комментирует друзьям произведения поэта и увлекает их литературным творчеством. Вместе с друзьями начинает издавать рукописный гимназический журнал. Активно посещает утренние спектакли в Мариинском и Александринском театрах.

Зима — весна. Посещает занятия в третьем классе гимназии, переходит в четвертый класс.

26–27 мая. Вместе с отцом присутствует на пушкинских (посвященных 100-летию со дня рождения) торжествах в Царском Селе, слушает «пушкинскую речь» И. Ф. Анненского.

Лето. Гумилевы отдыхают в Поповке.

Осень — зима. Посещает занятия в четвертом классе гимназии, однако сказывается «трудный возраст»: весь учебный год идут конфликты с педагогами «нудной гимназии», прогулы и невыполнение учебных заданий. В немалой степени такой метаморфозе способствовало чтение романа О. Уайльда «Портрет Дориана Грея», после чего юный поэт стал сознательно подражать лорду Генри. «Я стал придавать огромное внимание внешности и считал себя некрасивым, — вспоминал он. — Я мучился этим. Я, действительно, наверное был тогда некрасив — слишком худ и неуклюж. Черты моего лица еще не одухотворились […] К тому же, как это часто бывает у мальчишек, красный цвет лица и прыщи. И губы очень бледные. Я по вечерам запирал дверь и, стоя перед зеркалом, гипнотизировал себя, чтобы стать красавцем». Первое полугодие Гумилев завершает с двойками по греческому, латинскому, французскому и немецкому языкам.