Николай Раевский - Раевский Николай Алексеевич. Портреты заговорили

ФИКЕЛЬМОНЫ

...в известной мне литературе не было.-- Впоследствии выяснилось, что "в 1913 году были опубликованы в печати оставшиеся неизвестными русским пушкинистам указания на архив Фикельмонов в известном сборнике описаний ряда немецких и чешских архивов. В этом очень суммарном описании бумаг графа Фикельмона, сохранившихся в Теплице-Шанове в северо-западной Чехии в замке князей Кляри-и-Альдринген, не были отмечены личные бумаги супругов Фикельмон. Поиски в Теплице могли, конечно, разъяснить дело" (Флоровский. Дневник Фикельмон, с. 50). Старческая бледная лирика (Вяземскому семьдесят один год)...-- Приведу все же несколько стихов из этого notturno, можно думать, навеянного воспоминаниями о недавно умершей графине Фикельмон: И младая догаресса, Светлый образ прежних дней, Под защитою навеса Черной гондолы своей, Молча ловит шепот стройный Ночи неги и мечты, Ночи яркой и спокойной, Как царица красоты. (П. А. Вяземский. Полное собрание сочинений, т. XII, с. 34). Чешская исследовательница Сильвия Островская (Sylvie Ostrovskâ)...-- В письме от 29 января 1968 она приводит следующие сведении: "Что касается отца Дарьи -- графа Фердинанда -- предполагаю, что он схоронен у Вас на Родине. Несколько лет тому назад, когда еще работала в Городском музее, нашла в одном старом журнале из конца прошлого века странную статью о смерти графа Тизенгаузена в деревне близко от Славкова, кресте, там воздвигнутом, и отвозе тела. Попытаюсь этот журнал отыскать, не помню, это был "Svetozor" или "Zlatâ Praha". После опубликования моей книги "Портреты заговорили" моей корреспондентке удалось разыскать упоминаемый ею журнал. Вот что она пишет в письме от 4 августа 1977 года. "Итак -- журнал "Svetozor", 1884 года. Статья Яна Гардена. Название его воспоминаний "Памятники минувшего" (вольный перевод). Автор дает полное описание страшной ночи после сражения и рассказывает о судьбе раненых русских офицеров. Автор статьи сообщает отдельные подробности о смерти графа Фердинанда, который в сражении под Аустерлицем был смертельно ранен и перевезен в деревню Силничка (Штрасендорф). Деревня существует до сих пор и является частью небольшого, но интересного городка Жарошице в южной Моравии. Раненого поместили в доме кузнеца Антонина Хмеля, его жена за ним ухаживала. Между четырьмя и пятью часами ночи на 10 декабря Тизенгаузен скончался. Слуга покойного вырыл могилу и, к удивлению местных жителей, наполнил ее соломой прежде, чем туда положили покойного. Спустя несколько недель за телом приехали посланцы из России. Гарден помнит офицера в орденах, который выразил благодарность кузнецу и обещал ему пенсию". Сильвия Островская высказывает предположение о том, что одна из дочерей Кутузова, бывшая замужем за сенатором Толстым, возможно, сохранила в качестве семейного предания сведения о героической смерти своего родственника Фердинанда Тизенгаузена и что, таким образом, Лев Николаевич Толстой мог почерпнуть данные о смерти адъютанта и зятя Кутузова не только из книги Михайловского-Данилевского, но и из семейного предания. ...создавая знаменитую сцену ранения князя Андрея.-- Военный историк А. И. Михайловский-Данилевский, описывая сражение на Праценских высотах, куда Наполеон направил главный удар, говорит: "Громады французов валили на высоте с разных сторон. Кутузов понесся вперед и был ранен в щеку. <...> Любимый зять Кутузова, флигель-адъютант граф Тизенгаузен со знаменем в руках повел вперед один расстроенный батальон и пал, пронзенный насквозь пулею" (Михайловский-Данилевский. Описание первой войны императора Александра с Наполеоном в 1805 году. СПб., 1844, с. 183--184). К. Покровский в статье "Источники романа "Война и мир" ("Война и мир". Сборник под ред. В. П. Обнинского и Т. П. Полнера. М., 1912, с. 117--118) впервые включил отрывок в материалы, использованные Толстым. На будущей карьере <...> не отразилось.-- Можно все же думать, что из лейб-гвардии Преображенского полка поручик Хитрово был переведен в гусарский (судя по малой культурности офицеров,-- один из армейских) не по собственному желанию. ...переехав с господами границу, крепостные по закону становились вольными.-- При отъезде в 1823 году Е. М. Хитрово с дочерьми из Петербурга в ее штате упоминается "камер-юнгфера" (горничная) Елизавета Воронина, российская подданная" ("Санкт-петербургские ведомости", 1823, No 71, вторник, 4 сентября. "Отъезжающие"). Неизвестно, однако, служила ли она раньше (за границей) в семье Хитрово. ...побывала с дочерьми в Неаполе.-- По всей вероятности, к этому времени относится очень резкий отзыв приятеля Пушкина кн. Д. И. Долгорукова о попытках Елизаветы Михайловны поскорее устроить судьбу обеих дочерей. 6 октября (год не указан) он пишет брату из Италии: "Г-жа Хитрово имеет вид серого <...> торгаша, который ездит по всем ярмаркам, чтобы за хорошую цену продать свой товар, который заключается в двух прелестных дочерях" ("Русский архив", 1915, кн. I, с. 72). ...прусского короля Фридриха-Вильгельма III.-- В 1825 году молодая чешская графиня Сидония (по-чешски Здена) Хотек писала во Францию баронессе Монте, приятельнице своей тетки Терезы Хотек: "Вы, конечно, давно знаете о женитьбе прусского короля на M-lle Гаррах <...>. Уже несколько лет он (отец Гаррах.-- Н. Р.) живет в Саксонии, откуда его дочь приехала в Теплиц, где король с ней и познакомился. Кляри тем более удивлены этим браком, что король казался сильно влюбленным в M-lle Екатерину Тизенгаузен, которую, говоря по правде, мать все время старалась с ним сблизить (mettait toujours dans son chemin). Госпожа Хитрово как-то на днях сказала моей тетке Кляри: "Поймите вы короля! Вы же, однако, видели, как он был влюблен в мою дочь; но это был бы неподходящий брак для внучки генерала Кутузова" ("Sauvenirs de la baronne de Montet" ("Воспоминания баронессы Монте"), 1785--1866. Paris, 1904, с. 265--266). Графиня Екатерина королевой Пруссии (как и гр. Гаррах) стать, конечно, не могла. Речь, очевидно, шла о морганатическом браке, который Елизавета Михайловна объявила неподходящим для внучки Кутузова лишь после того, как ее план выдать дочь за короля не удался. Приходится признать, что в данном случае ум и житейская опытность Е. М. Хитрово ей, видимо, изменили. Сомневаться в правдивости Сидонии Хотек нет оснований. ...пожаловал ей немалую пенсию не в память ее великого отца...-- Характерно, что в шестнадцати письмах царя к дочери и внучке фельдмаршала М. И. Кутузова его имя ни разу не упоминается. Хорошо известно, что Александр I очень не любил народного героя Кутузова. Скрепя сердце публично обнял его в Вильне по окончании кампании 1812 года, пожаловал ему высшую воинскую награду -- орден св. Георгия I степени, но в то же время писал графу Салтыкову: "Слава богу, у нас все хорошо, но несколько трудно выжить отсюда фельдмаршала, что весьма необходимо" (Георгий Чулков. Императоры. М.--Л., 1928, с. 147). ...основала монастырь "Святого сердца" в Нанси...-- Дарья Федоровна снова встретилась с Магдалиной в Генуе в сентябре 1838 года. Ее воспитанница за эти годы совершенно офранцузилась; она была замужем за ювелиром Дельфас. В декабре того же года молодая женщина умерла от чахотки. Ее смерть очень огорчила графиню, которая упрекала себя в том, что в свое время вырвала девочку из привычной для нее простой среды. Упрекала, как мне думается, не без основания... ...первый ребенок -- девочка Эдмея-Каролина.-- Княжна Эдмея-Каролина вышла замуж за графа Карло-Феличе-Николис Робилант-Череальо (Carlo-Felice-Nicolis Robilant Cereaglio), ставшего впоследствии видным политическим деятелем объединенной Италии (1826--1888). Возможно, что у потомков его сына, генерала графа Марио-Николис Робиланта (Mario-Nicolis conti di Robilant), командовавшего корпусом в первую мировую войну, хранятся некоторые бумаги Дарьи Федоровны, оставленные княгиней Кляри (умерла в Венеции в 1878 году) единственной своей дочери Эдмее. У них, в частности, могут находиться несомненно существовавшие альбомы графини Фикельмон, которых в Дечинском архиве нет. Графы Робилант проживают в настоящее время в Риме. ...в художественной галерее г. Теплица.-- Многочисленные картины и портреты, украшавшие покои Теплицкого замка, по-видимому, сохранились, но вывезены оттуда и сейчас фактически недоступны для изучения. 28 августа 1963 года А. В. Флоровский писал мне по этому поводу: "Куда-то все из Теплица вывезено и разрозненно стоит в ящиках в разных местах". 24 марта 1964 года он добавил: "...бытовые украшения замка -- в различных замках, где утратили свою неповторимую принадлежность к известному интерьеру <...>. Портреты смешаны в одну кучу, и трудно установить их происхождение, и т. д.". ...старика лет семидесяти с лишними.-- Фотокопия этого портрета была воспроизведена в первом издании моей книги. Во втором издании представилась возможность поместить портрет графа, написанный в Петербурге в бытность его послом при русском дворе. Именно таким фельдмаршала-лейтенанта графа Фикельмона знал А. С. Пушкин. Подлинник принадлежит Московскому архитектору С. П. Хаджибаронову. ...которые она полностью разделяет, не были для нее новыми.-- Надо сказать, что конфликт Адольфа с обществом чисто личный -- он любит женщину, с которой, по мнению окружающих, не должен связывать свою судьбу. В конце концов молодой человек приходит к убеждению, что "...можно несколько времени бороться с участью, но должно наконец покориться ей: законы общества сильнее воли человеческой, и чувства самые повелительные разбиваются о роковое могущество обстоятельств. Напрасно упорствуешь, советуешься с одним сердцем своим: рано или поздно мы осуждены внять рассудку" (перевод П. А. Вяземского). Однако опубликованная в 10-м томе историко-биографического альманаха "Прометей" за 1974 год статья Н. Б. Востоковой "Пушкин по архиву Бобринских" заставляет нас пересмотреть вопрос об отношении графини Долли к русской литературе вообще, и к творчеству Пушкина, в частности. Мы узнаем, что в салоне Фикельмон состоялся литературный вечер, посвященный Пушкину. 10 октября 1831 года хорошая знакомая Пушкина графиня Софья Александровна Бобринская пишет своему мужу: "...Я тебе говорила, что мадам Хитрово с дочерью Долли оказали мне честь, пригласив на литературный вечер. Был разговор только о Пушкине, о литературе и о новых произведениях" ("Прометей", т. 10, с. 266). До сих пор мы могли только предполагать, что в салоне Фикельмон велись разговоры не только о личности А. С. Пушкина, который как человек заинтересовал графиню Долли при первой же встрече, но и о творчестве поэта. Теперь мы видим, что ему, по крайней мере однажды, был посвящен целый литературный вечер. Можно думать, что такие импровизированные Пушкинские вечера бывали у Фикельмон или в салоне ее матери и позднее, особенно при появлении новых произведений поэта.