Александр Поповский - Пути, которые мы избираем

Я не очень понимал то, что случилось, и спросил однажды академика Быкова:

«Как вы думаете, почему желудочные железы сократили после сшибки сокоотделение, а поджелудочная, наоборот, усилила?»

Он, вероятно, уже подумал над этим и так изложил свои соображения.

«Не находите ли вы, — сказал он, — что было бы нецелесообразно, если бы невроз приводил к полному прекращению пищеварения? Сомневаюсь, чтобы такой организм уцелел в результате естественного отбора».

«Вы хотите сказать, — спросил я, — что одна железа заменяет в этом случае другую?»

«Я подозреваю, — ответил он, — что щедрость поджелудочной железы рассчитана в этом случае на то, чтобы полностью компенсировать бездействие желез желудка. Благо они могут друг друга подменять…»

Четыре месяца болела собака. Она отказывалась есть в моем присутствии и брала пищу лишь из рук служительницы. Было очевидно, что между видом экспериментатора и корой головного мозга животного образовалась временная связь. Мое появление во время еды вызывало у собаки состояние, схожее с действием электрического тока.

Из всего этого я заключаю, — закончил Курцин, — что при определенных условиях, под влиянием высшего регулирующего центра, могут наступить в отправлениях органа такие изменения, которые приведут к глубоким нарушениям всего организма. Разлад станет, в свою очередь, источником неверной информации в мозг, и оттуда последуют опасные для жизни импульсы. На этой почве возникнет язва желудка или двенадцатиперстной кишки. Клиника знает немало подобных примеров. Во время неприятельских налетов на Лондон число прободных язв желудка и желудочных кровотечений достигало небывалых размеров…

Такова гипотеза. Над ней Курцину придется еще потрудиться. К тысяче опытов, проделанных на оперированных собаках, ста сорока наблюдениям над оперированными людьми и множеству исследований желез желудка — у здоровых и больных — предстоит еще многое прибавить.

Курцин с одинаковым усердием продолжает свои изыскания и в захолустной больничке и в столичной клинике, ищет средства обратить свои предположения в строгую научную теорию…

Ему все дано для успеха: и прекрасный Институт физиологии имени Павлова, и безграничная моральная и материальная поддержка Советской страны, и серьезные научные достижения русской физиологии. Он может с уверенностью сказать: «Мы только потому так высоко стоим, что стоим на плечах гигантов». Высоко вознесенная русская физиологическая мысль Сеченова, Павлова, Введенского и Ухтомского послужит крепкой опорой советскому исследователю Ивану Терентьевичу Курцину.

Глава десятая

Душевные лекарства

Намерение, которое не осуществилось

Случай этот сам по себе мало чем отличался от множества других трагических курьезов, обычных для медицины, насыщенной фактами и бедной доказательствами. Рассказывая о нем Быкову, профессор Андреев не подозревал, что разговор так неожиданно обернется.

В одну из больниц Ленинграда доставили девушку, весьма истощенную, с неукротимой рвотой. Больная стонала и жаловалась, что живот ее полон червями и она заживо гниет. Терапевты предположили у нее опухоль желудка и рекомендовали ее оперировать.

Профессор сделал операцию, изучил желудок и пищевод больной, но ничего не обнаружил. Памятуя древнее изречение, что «медицина излечивает редко, облегчает часто и утешает всегда», он сказал девушке:

— Я вырезал у вас изрядную опухоль, теперь вы будете совершенно здоровы.

Больная вскоре оправилась, и ее перевели в терапевтическую клинику. Проходит несколько дней, и девушку снова доставляют к хирургу, с болезненной рвотой. Консилиум специалистов настаивает на том, что страдания связаны с болезнью желудка. Хирург мог ошибиться, операцию надо провести заново. Андреев возражает, не соглашается, но спорить бессмысленно, девушка гибнет, и ничем другим ей помочь нельзя. Вскрыли полость живота, и консилиум убедился, что хирург не ошибся — пищевод и желудок в порядке. Девушка умерла от истощения, наука не смогла ей помочь. Профессор решил найти объяснение тому, что случилось. Он отправляется на поиски друзей умершей — анамнез должен быть собран, пусть с опозданием.

История оказалась несложной. На окраине города снимала комнату девушка-кондуктор. Нелюдимая, скромная, она встретилась с молодым человеком и полюбила его. Пошли счастливые дни, свидания, прогулки, приятные заботы о новом платье. Однажды на вечеринке они сидели рядом, смеялись и шутили, вдруг ее стошнило, и изо рта выполз глист. Это ее потрясло. Какое несчастье, она полна червями, они ползут уже изо рта! Начались рвоты — стремление организма избавиться от воображаемого зла, — и в результате кажущаяся болезнь привела девушку к гибели.

— Врачи, как вам известно, — закончил Андреев, — называют подобные страдания психоневрозами. Как вы, Константин Михайлович, объясните механизм такого рода заболевания?

Печальная история вызывает у Быкова глубокое раздумье. Он опускает глаза, складывает руки на коленях и в таком положении некоторое время сидит неподвижно.

— Девушка, значит, погибла, — задумчиво произносит он. — Жаль!

Ему приходит на память ряд подобных примеров из далекого и недавнего прошлого. Истории скорбные, необъяснимые, все еще ожидающие своего разрешения.

Здоровый и крепкий садовник жалуется врачу на острые боли где-то в желудке, пробуждающиеся у него при виде красной герани. Книга с алым обрезом причиняет ему нестерпимые муки. Едва книга отложена, боли стихают. Болезнь возникла во время работы. Он переносил горшки красной герани, когда случайное расстройство причинило ему страдание. Врачи утверждают, что он внушает себе эти боли, он же винит в своих муках все оттенки красного цвета.

Быков мысленно читает книгу страданий, перелистывает жизнь за жизнью, штудирует свидетельства своих современников.

Бывали случаи, когда припадки пляски святого Витта или паралич у родителей вызывали такое же заболевание у находившихся тут же детей. Упоминание о воде в присутствии страдающего водобоязнью может вызвать у него повторение припадка. Дюбуа рассказывает, что два брата были укушены бешеной собакой. Один из них должен был немедленно уехать в Америку, и его потеряли из виду. Когда он по прошествии двадцати лет вернулся и узнал, что брат его тогда умер от водобоязни, он, потрясенный этим известием, заболел и умер. Врачи, лечившие его, подтвердили, что наблюдали у него все симптомы водобоязни…

Жена, много перетерпевшая от дурного характера мужа, почувствовала как-то во время ссоры болезненное сжатие в желудке. После этого она долго не могла есть. Боль исчезла, и случай забылся. Проходит много лет, муж умирает, и сын, как отец в свое время, становится источником горя для матери. Каждый раз, когда она видит его, желудок у нее мучительно сжимается.