Алексей Новиков - Впереди идущие

Министр государственных имуществ доложил императору, что тамбовский случай произошел единственно по непривычке крестьян к порядку; благосостояние их растет, и порядок управления следует не переменять, но только развивать на основании оправдавшего себя опыта.

Император слушал доклад, одобрительно кивая головой. Потом нахмурился: мало ли сообщений стекалось к нему со всей России о помещиках, теснимых мужиками… Отошли в вечность блаженные времена, когда мужики стояли перед господами на коленях и, по обычаю, с хлебом-солью. Теперь вместо хлеба-соли пики да кистени!

Министр внутренних дел получил от императора важнейшее поручение: представить проект улучшения быта помещичьих крестьян. Это было похоже на сказку про белого бычка, начало которой терялось в запыленных архивах, а конца, как и в сказке, не предвиделось. Суть неразрешимой задачи сводилась к одному: как сохранить священные права помещиков при беспрекословном повиновении мужиков?

Вновь заработали в министерствах комиссии. Разумеется, обсуждение нового варианта сказки про белого бычка шло секретно. Крепостное право по-прежнему именовалось коренным установлением Российской империи.

А в какой-нибудь дальней губернии запрется помещик на ночь в собственном доме, как в крепости. Но снится все равно черт знает что: то мужик с пикой или с кистенем, то старый знакомец – красный петух.

Ох страшно, господа дворяне!

Можно бы, конечно, там, где заводятся фабрики, сдавать беспокойных мужиков купцам-промышленникам за хорошую цену. Выгодно и спокойно. Но что вышло на подмосковной фабрике купца Лепешкина? Сдали туда господа Дубровины семьсот собственных мужиков и, поди, уже подсчитывали барыши. А кабальные мужики – шасть в Москву, к генерал-губернатору. Генерал-губернатор вернул холопов на фабрику, а там угостили их ружейным свинцом. Купчишке – помощь, а каково господам Дубровиным? Ревизские души, какие ни есть, всегда в цене.

Благонамеренная словесность выбивается из сил, описывая процветание отечества, а злоумышленники, подстрекаемые Виссарионом Белинским, все выше поднимают головы. И странное дело: будто прибывает у них сил тем больше, чем чаще гуляет в помещичьих усадьбах красный петух, да еще от того, что стали кое-где ковать мужики самодельные пики да кистени…

Благонамеренные писатели в один голос указывают на статьи Виссариона Белинского. От этого зелья теряет голову молодежь. Нечего скрывать, сторонники Белинского находились и в императорском лицее, и в университетах, и даже в духовных семинариях! Или нет на Белинского управы? Неужто не найдется для него секретного каземата у генерала Дубельта? Или ждать, пока чахотка одолеет изменника богу и государю? А нечестивец тем временем собирает и собирает единомышленников. Хозяевам толкучего литературного рынка приходилось говорить не только о Гоголе, но обо всем гоголевском направлении.

Виссарион Белинский видел успехи нового направления в том, что литература обратилась к так называемой «толпе», избрала ее своим героем, изучает ее с глубоким вниманием и знакомит ее с нею же самой. В этом видел критик выполнение основного стремления литературы стать вполне национальной, русской, оригинальной и самобытной. Уничтожение всего фальшивого, ложного, неестественного было необходимым результатом нового направления.

Белинский напоминал читателям, что это направление обнаружилось вполне еще в то время, когда публика прочла «Миргород» и увидела на сцене «Ревизора». С тех пор, утверждал Белинский, весь ход литературы, вся сущность ее развития, весь интерес ее истории заключались в успехах новой школы.

По праву мог оглянуться Виссарион Григорьевич на собственные труды. Если отцом новой школы был Гоголь, то именно он, Белинский, был ее провозвестником, глашатаем, вдохновителем и неутомимым за нее борцом.

Часть шестая

Глава первая

Дом Жуковского мирно спал. Гоголь долго прислушивался: мерещились чьи-то шаги, скрип ступенек на лестнице. Впрочем, никто из хозяев никогда не приходил в покои, отведенные гостю. Никто и сегодня не придет.

Николай Васильевич растопил камин. Положил перед собой тетради, в которых было набросано продолжение «Мертвых душ». Когда камин разгорелся, стал медленно рвать лист за листом и бросал их в огонь.

Нелегко предать огню труд нескольких лет, где каждая строка давалась ценой мучительного напряжения. Но чем сильнее разгоралось пламя, тем ощутимее нарастало чувство освобождения.

Сгорели последние листы. Гоголь поднял склоненную голову: как феникс из пепла возродится обновленная поэма!

Тщательно прибрал следы содеянного. Встретил утро, сидя у раскрытого окна.

– Надо умереть для того, чтобы воскреснуть! – шептал он, а сам искоса поглядывал на камин, словно боялся, что сызнова окружат его герои поэмы, преданной очистительному пламени.

Ничто не напоминало о жертве, принесенной ночью. Комната полнилась солнечным светом. В доме просыпались слуги. Гоголь взял шляпу и пальто. Еще минуту постоял, словно все еще не веря совершенному, и незаметно ушел из дому.

Когда Николай Васильевич вернулся, Жуковскому показалось, что дорогой гость как-то успокоился душой.

Но чуда воскресения поэмы не произошло. Может быть, дьявол-искуситель зажег огонь в камине в злополучную ночь? Может быть, тьфуславльский юрисконсульт, невредимо вышедши из пламени, корчит рожи?

Спасительная мысль приходит Гоголю: он поедет в Берлин, к знаменитому медику Шенлейну. Когда-нибудь надо узнать правду, какова бы правда ни была.

– В Берлин, к Шенлейну!

Но тут ему представилось необходимым заехать в Веймар. В Веймаре снова встал рядом, как зловещая тень, граф Толстой. Толстой советует ехать в Галле. Там живет опытнейший медик Кругенберг.

– В Галле так в Галле, – соглашается Гоголь, – только ехать скорее!

Доктор Кругенберг подтвердил: все дело в нервах. Он рекомендует длительные купания в Северном море, на острове Гельголанд.

Пациент смотрел на него с тоскливым недоумением. Доктор Копп, тоже упиравший на нервы, советовал лечиться в Гастейне… Кто же прав? Пусть решает прославленный Шенлейн.

А Шенлейна в Берлине не оказалось. Спасибо, кто-то посоветовал ехать в Дрезден, к тамошнему доктору Карусу.

Снова скачет Гоголь по Германии в поисках спасения.

Доктор Карус оказался очень внимательным. Расстройство нервов, увы, не вызывает сомнения. Конечно, доктор Карус не имел понятия, что на свете существуют какие-то «Мертвые души» и что произошло недавно во Франкфурте с какой-то рукописью.

Доктор Карус нашел непорядки в печени и направил больного в Карлсбад.