Н Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

Ночью Сретенскую конную бригаду послали в обход Маймачена с тем, чтобы она заняла улус Ортан — Суджи, в 5 часов утра заняла горы с востока Суджинской пади и открыла огонь по тылам унгерновцев. Колонна красных из Кяхты силой до двух батальонов пехоты — 1500–1600 штыков, в 5 часов утра тихо подошла к главной сопке, на которой сидели китайцы и, открыв по сопке орудийный огонь шрапнелью и гранатой, кинулась в атаку на китайцев. Полузамерзший, мало дисциплинированный и боеспособный китайский дивизион не оказал никакого сопротивления красным. Его словно ветром смело с горы, и красные заняли ключ ко всей позиции — гору. Установили орудия, пулеметы и открыли огонь по проснувшемуся от выстрелов лагерю унгерновцев.

Почти одновременно Сретенская конная бригада, точно выполнившая маневр, с восточных гор открыла огонь по тылам унгерновцев. Паника произошла неописуемая. Все бросились бежать на юг. Унгерн сидел около батареи и проклинал все на свете за полученную рану в мягкую заднюю часть — ранение с точки зрения военного не эстетическое. Едва удалось его усадить в седло и вывезти из опасной зоны. Вне опасной зоны его сняли с седла, уложили в носилки и отправили в Карнаковку, куда он прибыл лишь вечером 8 июня.

Разбежавшиеся части генерала Унгерна, выйдя из полосы огня, стали группироваться около старших начальников. Все они держали путь на Карнаковку. К вечеру 8 июня в Карнаковке собралась большая часть войска, а войсковой старшина Архипов сумел почти весь 4–й полк провести в обход Троицкосавска — Кяхты — Май- мачена с юго — запада, и полк был полностью в хорошем состоянии, немедленно выставил сторожевое охранение, прикрыв лагерь у Карнаковки, и отражал все попытки красных дойти до Иро.

Генерал Унгерн потерял 6 орудий, 8 пулеметов, весь обоз с денежным ящиком, осталась в плену икона “Божьей Матери Споручницы грешных”, оставили всех убитых и раненых. Пропало без вести примерно сто всадников, преимущественно монгол, и гурт скота в 450 голов. Надо полагать, они просто сбежали к Сухэ — Батору. По поверке в частях войск вечером 10 июня в строю было 1560 всадников.

Причины поражения были следующие.

Отсутствовал работающий штаб, почему генерал Унгерн не знал ни сил противника, ни обстановки местности. По той же причине не было разработанного плана атаки Троицкосавского района. Войсковые начальники не знали “своего маневра”, а о “меньшей братии” и говорить нечего — она блуждала в потемках. Все ждали указки “дедушки”, а ее не было, так как он носился по двенадцатикилометровой позиции, и получить вовремя указания не было физической возможности. Двенадцатикилометровая исходная позиция для боя была несоразмерно велика для двухтысячного отряда. Ни в одном пункте Унгерн не имел кулака в 1000 бойцов, которые, вероятно, и решили бы исход боя еще 6 июня. В голове военного человека не укладывается отказ Унгерна развить достигнутый успех Забиякина, который рвался закончить бой победой. Одна — две сотни ему в помощь и огонь артиллерии по центру Троицкосавска — победа. Такому образу действия Унгерна не находится сколько‑нибудь удовлетворительного объяснения. Старые унгерновцы говорили, что они “дедушку” видели первый раз таким пассивным в бою, и они же объясняли эту пассивность тем, что “ламы нагадали” генералу Унгерну счастливым днем, днем победы не 6 июня, а 7 и 8 июня, почему он и отложил взятие Троицкосавска до 7 июня и, не взяв его 7–го, уверен был во взятии 8 июня. От такого объяснения веет средневековьем, но это объяснение имеет под собой основание.

Роковой же ошибкой генерала Унгерна были две причины: он не атаковал тро- ицкосавский населенный плацдарм ночью с 3 на 4 июня, следом за Найден — ваном, и потерял три дорогих дня, за которые красное командование подтянуло до трех, а через 4 дня — до 5 батальонов 30–й пехотной дивизии с артиллерией, и Унгерн оказался со значительно меньшими силами против регулярной, победоносной над белыми дивизией. Но, несмотря на это, войско могло спокойно, без потерь отойти, растянуть красные войска и бить их по частям. Но в ночь с 7 на 8 июня генерал Унгерн не вовремя проявил милосердие — увел от холода войско в долину спать, оставив мало боевую китайскую часть, совершенно не учитывая того, что каждый час передышки усиливал красных подходом все новых и новых подкреплений и, получив их, узнав за два дня боя истинные силы Унгерна, они обязательно перейдут в наступление на его левый фланг, который к тому же остался без прикрытия.

Ушли унгерновцы без больших потерь в бойцах лишь потому, что вновь прибывшие красные начальники не знали точно, есть ли у генерала Унгерна резервы в тылу, и висел на фланге в 50–60 км генерал Резухин, который всюду наносил им ощутимое поражение и мог, переправившись через Селенгу, ударить им в тыл и правый фланг. Потеря всякой связи между генералами Унгерном и Резухиным имела весьма отрицательное значение для ведения боя против регулярных частей Красной армии. Если бы связь пикетами через 20–30 км существовала между генералами, на что потребовался бы расход до двух сотен монгол, то Резухин 4 июня со станицы Боссий, переправившись у Цаган — Усунской через Селенгу 6 июня, отрезал бы тыл красных в Троицкосавске, и городки сдались бы на милость победителя почти без боя.

Общее заключение о бое вытекает из сказанного — он велся не только бесталанно, а просто плохо. Бой за Троицкосавск имел огромные последствия для Белого движения и еще больше — лично для Унгерна. Проиграв бой за Троицкосавск, белые потеряли прекрасный, спокойный и сытый плацдарм. Монголы, руководимые красными из Алтан — Булака, и Сухэ — Батор с быстротой 200 км в сутки разнесли весть о разгроме войск так называемого бога войны. Генерал Унгерн потерял перед восточными народами “лицо” бога войны — он победим. Как бой за Ургу выдвинул генерала Унгерна на вершину славы, и имя его будет вписано в историю Монголии как освободителя монгол от китайцев, так бой под Троицкосавском развенчал его, как белого вождя и военачальника.

Две недели на берегу Иро.

После троицкосавского разгрома унгерновцы, казалось бы, надолго перестали быть силой. Но фактически бригада в два — три дня пришла в полный порядок, и когда Сухэ — Батор 11 июня подошел к Ибицыку, то получил от унгерновцев такой удар, который отбил охоту у монгол лезть второй раз.

Когда я с костылями 14 июня явился к генералу Унгерну в Карнаковке, то в отряде я не видел ни растерянности, ни уныния. Отряд был сильным и полон наступательного духа. Унгерн встретил меня если не дружественно, то и не враждебно, безучастный к состоянию моего здоровья и личным семейным делам, хотя и знал, что я имею большую семью. Он видел, что для службы в строю я не гожусь, и назначил меня “походным интендантом” отряда, но интендантства фактически не было. Поручик Нагорный и два десятка пастухов — монгол при гуртах рогатого скота и отарах баранов — вот все, что составляло брюхо бригады.