Эдгар Кейси - Моя жизнь провидца. Потерянные мемуары

Таким образом, стоит ли удивляться, что великие греческие трагики до смерти боялись различного рода божеств и что главная тема всех их трагедий — абсолютная невозможность избежать приговора судьбы? Подобные божества обычно весьма деспотично относятся к человечеству, и горе тому несчастному, кто, пусть даже по неосторожности, или даже вовсе не зная этого, оскорбил их. Так же случайно, живя "праведной жизнью", можно было добиться благорасположения божеств и под их покровительством благополучно прожить остаток жизни.

Все они доказали, что это было плохой заменой принципа удовольствия, так как реальное счастье оказывалось недосягаемым в этой жизни. Говорят, что один из греческих философов, Солон, заявил, что он считает, что ни один человек не может быть счастливым, пока не умрет. Что и говорить — приятная перспектива для большинства из нас! Учение буддистов предлагает нам ненамного лучшую цель в жизни. Посредством медитации мы можем, наконец, достичь точки, где будем иметь сомнительное удовольствие, если это можно так назвать, быть поглощенным нирваной — полной пустотой. Негативизм здесь нашел свое самое полное воплощение, и мотивом существования становится полная потеря личности, всех личных качеств и в конечном счете даже способности мыслить и воли. Приятная перспектива для ребенка или здорового и полного сил молодого человека! "Не нужна нам нирвана, — говорят они. — Дайте нам что-то другое". И доктрина Буддизма терпит неудачу. Мохаммед предложил верующему место на седьмом небе, которое характеризуется всеми видами чувственных наслаждений. Каждый мусульманский воин, погибший в сражении против "неверных", должен был также оказаться там в окружении восьми прекрасных дев, называемых "гуриями", и делать с ними все, что ему захочется. Подобная награда заставит мужчину скорее желать смерти, чем продолжать жить, и, без сомнения, это было одной из главных причин необузданной жестокости, с которой последователи пророка сражались с христианами. Тем не менее все это мало чего давало, когда речь заходила о необходимости бороться с трудностями и бедами реальной жизни. Смерть — это бегство от действительности, и стремиться к ней могут только дураки и безответственные личности. Человек, придерживающийся твердых убеждений, понимает, что жизнь — это нечто большее, чем простое существование. Когда ему на пути встречается каменная стена, то он перелезает через нее, делает подкоп под нее׳ или обходит ее и сразу же с усердием бросается на преодоление следующего препятствия, которое посмело оказаться на его дороге. Индеец, с его стремлением добраться наконец до своих "счастливых охотничьих ·угодий", почти не знал полноты жизни, о которой мы в послед нее время так часто говорим. Те, кто практикует самый строгий вид самопожертвования и самоотречения, умерщвляя и уродуя свои тела, не намного ближе подходят к обнаружению формулы "Сезам, откройся!" для входа в пещеру истинной жизни. Даже средневековые мона־ хи в их отрешенности от мира, физической и духовной дисциплине оказались не в состоянии найти путь к истинной жизни. Они корпели над манускриптами и бормотали литании; время от времени они нещадно секли себя. Они думали, что тем самым они отстраняют себя от опасности испачкаться грязью, которой наполнен окружающий их мир. Правда, они учились по Заветам, написанным на латыни, но, похоже, они так никогда и не постигли истинного смысла Нагорной проповеди.

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.

И здесь, у нас, это есть! Ищите блаженства, ищите Бога, поскольку они едины. Конечно, мы еще не обнаружили ничего, что превосходит это провозглашение духовного освобождения, и в реальном плане мы должны расценивать это и как провозглашение физического освобождения. В таких организациях, как наша, которая работает здесь, в реальном мире, неразрывно соединены вера в святость тела и вера в святость духа.

Кое-где были попытки развести философию с наукой; там настаивали, что ученый не должен размышлять, а философ не должен переходить границы научного исследования, навязывая свои теории и мораль ученому. Это совершенно неадекватное представление о факторах, которые оказывают значительное влияние на развитие человечества. Ведь человек, занимающийся наукой, живет согласно своей философии, не так ли?

Все мы извлекаем выгоду из продвижения по пути развития науки, и наша жизнь, что и говорить, в значительной степени зависит от того, что ученые сделают для "удобства бытия". Однако, в конце концов философия жизни определяет цели, амбиции, идеалы и, следовательно, заключительный успех в жизни. Некоторые хотели бы заставить нас поверить, что наука и философия, как масло и вода, никогда не смешаются. Напротив, совершенно очевидно, что они неразделимы. Конечно! Размах рук человека должен превышать его объятия — иначе для чего небеса?

Доктор Б. Р. Букингем, один из наших самых выдающихся студентов, с научной точки зрения так сказал об этом: "Разделение философии и исследований невозможно, как невозможно разделить экспериментальную и самосозерцательную психологию по той же самой причине. Без описания и рассуждений эксперименту и науке не хватает интерпретации. Без научных методов философскому исследованию не хватает конкретики. Без науки философия неопределенна, конфликтна, неубедительна. Без философии наука слепа, бессмысленна и мелка. Мы не можем представить себе никакой более полезной образовательной организации, чем эта, ибо в ней соединились философия и исследования. Например, образовательный процесс в большом университете должен, по нашему мнению, осуществлять свои исследования под руководством и очищающим влиянием лучшей философской мысли. Однако, похоже, никто об этом пока не задумывался. Сегодня все повально увлечены измерениями для того, чтобы все рассчитать и сравнивать в терминах количества. Было бы глупо и неверно, если бы мы стали осуждать этот тип мышления. Однако приходит время, когда просто информация о количестве кажется нам неполной и неудовлетворительной. Кроме того, мы замечаем, что наиболее влиятельны те исследователи, которые чаще других обращаются к более высоким понятиям, чем общие тенденции или кривые ошибок".