Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
Интересно, что в деревне жило несколько семей Хомутовых, которые не были родственниками. Нашими соседями в доме напротив было большое семейство Нюры и Николая Хомутовых. У них было восемь детей: один сын и семь дочерей. С ними жила мать Нюры. Николай до старости не дожил – умер от онкологического заболевания. Сын, уехав на заработки, погиб. Так что хозяйство в основном было на Нюриных плечах. Нюра была удивительно спокойным человеком. Я никогда не слышала, чтобы она повысила голос на кого-нибудь. Дочери помогали ей во всём. Они росли на наших глазах, выходили замуж, у них рождались дети, а потом и внуки. Конечно, подрастая, дочери уезжали в разные города, в основном Вологду. На праздники, дни рождения, по выходным дням они съезжались в родной дом, несмотря на то что почти у всех дочерей со временем появились свои дачи. Это очень дружная семья, и сейчас, когда уже нет Нюры, они приезжают, чтобы помочь по хозяйству или отремонтировать дом. Им в основном заправляет одна из дочерей – Таня, единственная, не имеющая дачи. Дом и есть её дача, и он стоит нарядный, а вокруг него яркий цветник со множеством цветов. Каждый уголок двора художественно оформлен. В дело идут пластиковые бутылки, старые умывальники, кровать, отслужившие автомобильные шины. Всё приспособлено под оригинальные цветники. Из берёзы сделана лошадь, запряжённая в старую телегу, в которой тоже цветник. На маленькой скамеечке сидят сшитые Таней куклы: бабка, дед и внучка. Под коньком крыши примостился фанерный Карлсон. Много других интересных придумок. Дом – украшение деревни. Двор один из красивейших в районе! Заезжие гости заходят к ним полюбоваться на эту красоту и водят детей как на экскурсию.
Мать Нюры дожила до глубокой старости. Когда она была уже совсем плоха и осознавала близость конца, под разными предлогами отодвигала собственную смерть, к которой относилась по-деловому. Весну старалась пережить, т. к. понимала, что во время разлива и распутицы создала бы близким неудобства с похоронами. Потом она дотягивала до очередного получения своей пенсии в помощь Нюре и так протянула несколько месяцев. Умерла летом, видно, вконец истощив жизненные силы и выбрав самый подходящий момент. Сама Нюра дожила до преклонных лет, болела, но не хотела жить в городе у дочерей. Умерла неожиданно весной в самое половодье, создав большие проблемы с похоронами, которые преодолели с помощью односельчан всем миром.
Как водится, мужчины в деревне уходили из жизни раньше женщин, которые жили долго – до девяноста лет и больше. Мать Курзенёва (Барина) прожила сто один год. Каждая из них была по-своему интересной личностью. Например, Катерина Огурцова. Все звали её Огурчихой. Высокая, худая, с чёрными волосами и тёмным лицом, всегда молчаливая. Я её голоса ни разу не слышала. Муж её погиб на войне. В свои восемьдесят с лишним лет была деятельной, вся в работе. Тяжёлой работе. Копала огород, косила. Я однажды видела, как она большой тюк свежескошенной травы несла на спине с покоса домой. Моя двоюродная сестра Анжела как-то говорит:
– Наблюдала сегодня за Огурчихой, как она, сидя на корточках на плотике, в течение сорока минут стирала какой-то коврик. Я бы так и десяти минут не выдержала.
Я бы тоже так не смогла, будучи в два раза её моложе. Константин Дмитриевич, сосед Огурчихи, глядя из окна, как та ловко косит траву вокруг дома, восклицал:
– Чёрт, что ли, косой Катерины водит?!
Про неё рассказывали, что она и в молодости всегда была в движении: в поле во время обеда, бывало, не присядет. По-человечески никогда не обедала: на ходу из кулачка ела кусок чёрного хлеба. Она, наверное, прожила бы долго-долго, но погибла во время пожара, случившегося летом. По-видимому, произошло короткое замыкание, а может быть, кто-то бросил непотушенную сигарету. Был выходной день, в доме ночевало много гостей, выпивали. Ночью дом загорелся. Хорошо, что была безветренная погода, а то бы сгорела вся деревня. Пожар тушили всей деревней, от мала до велика. Водой заливали соседние дома, чтоб не загорелись. Во время тушения погиб молодой хороший парень – сын Катерины Хомутовой. Вступил в зону шагового электричества. Об Огурчихе, спавшей на повети, все забыли. Спасали вещи. Её непутевый сын о телевизоре не забыл – спас, а о матери забыл. Спохватились, когда уже поздно было. Потом на пожарище нашли чьи-то косточки, их и похоронили.
Сын Огурцовой, Валентин, после пожара переехал в небольшой дом, в котором был невообразимый беспорядок. Стены комнаты, пропахшие табачным дымом, постель, не видавшая постельного белья, грязный пол. У него была баня, но в ней он, похоже, мылся редко. Если он приходил в гости в моё отсутствие, я, подходя к дому, по запаху чувствовала: в гостях у нас Огурцов. Моего мужа он уважал. Как только мы приезжали, появлялся с литровой банкой меда из собственных ульев. В ответ ему, конечно, ставилось угощение. Он выпивал, почти не закусывая. Долго сидел, беседовал с Валерой, которому разговор этот был малоинтересен, но он тактично терпел.
Вообще Огурцов, безобидный, нелепый человек, был в деревне притчей во языцех. Личная жизнь у него не складывалась. Время от времени у него неожиданно появлялась какая-нибудь женщина, но быстро исчезала. Односельчане обычно загадывали, сколько дней она продержится.
Однажды, когда Огурцов пас овец, его овца в поле родила ягнёнка. В таких случаях ягнёнка с поля в корзине несут за матерью, близко к ней, чтобы он её образ запечатлел на всю жизнь. По-научному это называется импринтинг. Огурцов такой мелочью не озаботился. Взял ягнёнка, принёс домой, после чего тот стал считать его своей матерью. Овца выросла и ходила за ним как привязанная. Он в избу – она за ним, он на кровать – и она туда же. Спала рядом. Он зимой забирался на русскую печь, и она норовила на неё заскочить. Он ногой её отпихивал:
– Куды, б…дь тонконогая, лезёшь!
В деревне, конечно же, были собаки. У Огурцова была замечательная собака, крупная чёрная лайка – пёс, по-видимому, с изначальной кличкой Джек, но Огурцов называл его Женькой. Мирный пёс, но не подпускал никого к спящему хозяину, когда тот в свою очередь пас деревенских овец. В отличие от других деревенских собак, Женька никогда по утрам не лаял у наших окон, выпрашивая еду, не забегал в коридор, чтобы что-нибудь съестное стащить, благо дверь нашего
