Валерий Горбань - Песня о бойне (фрагменты)

- Мужики, вы куда приехали?

Мальчишки, смущенно пожимая плечами, исподтишка бросали любопытные и тревожные взгляды то на обступивших их "спецов", то на дома вокруг комендатуры, будто ожидая, что по ним вот-вот начнут стрелять неведомые и страшные "духи".

- Ну вы и снарядились, командир! - Серега насмешливо уставился на моложавого подполковника, одетого в патрульную милицейскую форму со всеми нашивками и знаками различия.- Кто это вас так надоумил?

- Да в штабе округа! Подняли по тревоге, за шесть часов до вылета. Мы же сюда - прямиком из дома, на самолете. Спрашиваю: "Скажите хоть, что там реально происходит?" А они: "Ты что, шесть месяцев в Карабахе провел и не знаешь, как батальон готовить?" Прошу: "Дайте хоть боекомплект пополнить!", а мне:" По телеграмме главка только два БК с собой положено. Все остальное на месте получите."

- Ага, получите! - кивнул головой Шопен. - Тут уже давно все запасы размели...

- Понятное дело! В Северном сели, в город въезжаем, я чуть не охренел. Какой Карабах?! Тут, наверное, покруче Афгана будет. А у меня офицеры - одна молодежь. На ходу в машинах боеприпасы раздавал. Вот же суки штабные, конспирацию развели, а! - и подполковник завернул в адрес своих начальников такой роскошный оборот, что насмешка в серегиных глазах сменилось восхищением.

- О, брат, да ты поэт! Музыкант у нас уже есть, - Серега шутливо подтолкнул Шопена, - твои слова, да на его музыку... Вот это песенка получится!

- Да...Серега! - протянул Шопен, - Будут сегодня песенки, будет и музыка, Хотел я коменданта попросить, чтобы нам в последнюю ночь перед дорогой отдохнуть дали...

- Какой тут, к Аллаху, отдых? - понимающе усмехнулся собровец. - Эти орлы сегодня все, что шелестит, блестит и "кажется" перестреляют. Через пятнадцать минут после наступления темноты весь боекомплект рассадят.

- Патроны не проблема, - махнул рукой Шопен, - запас есть, поделимся. Тут снайперы по ночам постоянно лазят. А сегодня могут специально собраться: поохотиться на свежачка. Слышь, командир, - хлопнул он бамовца по плечу, Тебя как зовут-то?

- Володя.

- Игорь. А Душман Серегой крещен... Володя, ты на посты сегодня офицеров старшими ставь. А где не хватит, мы с Серегой своих ребят дадим. Чтобы твои дуриком не стреляли. А то стемнеть не успеет, как получишь "груз двести".

Тот благодарно кивнул и отправился хлопотать по размещению своего батальона.

Четверо омоновцев расселись на низком кирпичном заборчике, с вожделением рассматривая только что купленный у пацанов-чеченцев вафельный торт. Питон, высокий боец с вальяжными "рисованными" манерами и шкодной щербатой улыбкой, достал жуткого вида кинжал, и, изображая самурая с двуручным мечом, примерился, будто собираясь рубануть тортик с размаху.

- Другого места не нашли? - Шопен, обходивший линию постов, появился, как всегда, неожиданно. - Или в расположении тортик не такой вкусный будет? Обязательно надо устроиться у всех на виду, чтобы любой дурак вам мог напоследок пулю засадить?

Повисла долгая пауза.

- Вы меня плохо поняли?!

- Да еще рано, командир. До темноты еще час, если не больше... Мы быстренько, - в голосах бойцов явно ощущались просительные нотки, видно было, что особо спорить с командиром никто не намерен. Только Питон всем своим видом выражал недовольство заслуженного ветерана, которому, словно мальчишке, осмелились сделать такое пустяковое замечание.

- Ну да, вы с духами обо всем договорились...

- Да ладно. Тишина в городе. Вон комендатура тоже отдыхает. И ничего, наконец подал голос и Питон.

Шопен оглянулся. Действительно, недалеко от омоновского поста, под стенкой комендатуры, несколько офицеров курили, сидя на корточках, и весело смеялись над какими-то байками жизнерадостного помощника коменданта по работе с населением.

- Марш в расположение, - голос Шопена не оставлял никаких шансов на продолжение дискуссии.

Бойцы дружно поднялись и, тихонько обмениваясь ворчливыми репликами, поплелись к зданию. Питон, на ходу пытавшийся закрыть торт, уронил крышку на землю. Замысловато выругавшись, он с наслаждением, демонстрируя глядящему вслед Шопену свое недовольство, врезал по картонке ногой. Командир рассмеялся, будто наблюдая за выходкой озорного, взбалмошного, но любимого сынишки и тут же снова озабоченно оглянулся на шашлычную компанию. Потом перевел взгляд на частные дома, окружавшие комендатуру. Улица была пуста. Исчезли вездесущие пацаны. Будто испарились постоянно сидевшие на корточках у домов мужчины. Опустели дворы. В переулке мелькнула женщина. Таща за руки двух ребятишек, она опасливо оглянулась в сторону комендатуры и, прибавив шагу, скрылась за поворотом.

Шопен развернулся и решительно зашагал к комендатуре. В дверях он столкнулся с помощником коменданта по тылу. Тот вел, обняв за талии, сразу двух телевизионщиков и весело приговаривал:

- Так, ребятки, сейчас для тренировки махнем по соточке, а за ужином уже - как следует.

- Тезка, где комендант?- озабоченно спросил Шопен.

- У себя, а что?

- Что-то мне не нравится...

Серия разрывов легла перед сидящими на улице офицерами, расшвыряла их в стороны. Совсем близко, из кустов, из-за стоящей метрах в ста старой, разбитой кочегарки хлестанули автоматные очереди.

Стоявшие на постах омоновцы и собровцы среагировали почти мгновенно, из всех стволов ударили по краю "зеленки". Небольшая группа, под прикрытием огня товарищей, кинулась к упавшим, выхватила их из под очередной серии взрывов. Кого на спине, кого волоком - вбросили в коридоры комендатуры, тяжко дыша, попадали на пол, прислонившись к стенам.

Мимо них, горохоча тяжелыми ботинками, пронеслась группа резерва. В руках - автоматы, пулеметы, коробки с запасными лентами. За спинами - по две-три "Мухи". Разгрузки до отказа набиты боеприпасами для себя и для тех, кто только что по "зеленке" отстрелялся. Через запасной вход, прикрытый стеной мешков с землей, вынырнули на улицу. Сковозь черные султаны, сквозь струи трассеров рванули врассыпную, к постам. К братишкам.

И пошла бойня!

Раненых в спальное помещение перенесли. Двое - тяжелые. Их на кровати уложили. Трое, исполосованные поверхностными ранениями, кряхтя камуфляж стаскивают, шальными от шока глазами кровавые дорожки на собственном теле рассматривают. Еще двое стоят, покачиваясь, трясут головами, пытаются звон от контузии из ушей вытряхнуть. Айболит и все, свободные от боя, друзьям помогают: кровавое тряпье срезают, промедол колют, раны перевязывают.

В одной из комнат - телевизионщики.

Молодой коротко стриженый крепыш в туго натянутой на груди камуфляжной футболке, сидя на ящике из-под патронов и держа в руке микрофон, раза три подряд, под аккомпанемент автоматных очередей пытается начать репортаж: