Ежи Климковский - «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса

За несколько часов ходьбы мы удалились от границы, вероятно, километров на пять. Подошли к какому-то горному лугу, на котором виднелось несколько домов, а так как мы чувствовали усталость и голод (было около двух часов дня), то решили войти в одну из хат, отдохнуть и чего-нибудь поесть. Кроме того, следовало разузнать, где мы находимся и далеко ли отсюда до Черновиц. Мы вошли в дом, стоявший немного в стороне от других. В типичной горной хате, крытой дранкой, состоявшей из одной большой комнаты и кухни, мы застали хозяина, его жену и двоих детей. Им достаточно было бросить на нас беглый взгляд, чтобы определить, что мы нездешние. Мы объяснились с ними на ломаном украинском языке. Они дали нам овечьего сыру, немного мамалыги и молока. Подкрепившись и отдохнув несколько часов, мы двинулись дальше. Хозяин вызвался проводить нас до ближайшего шоссе, проходившего в каких-нибудь четырех километрах. Там можно было нанять телегу или ехать дальше по железной дороге. До Черновиц было километров восемьдесят. По пути мы собирались заехать в Глыбокую, где двоюродные сестры Богдановича, Скибневские, владели именьицем.

По тропинке, петлявшей по горным склонам, покрытым густым лесом, мы добрались до шоссе. Не прошли и полкилометра, как на ближайшем мосту нас задержал военный патруль. Вообще на шоссе было полно румынских солдат, обозов, кухонь и т. д.

Это румыны укрепляли свою границу. Перед военными властями всякие уловки были напрасны. Пользы от хитрости никакой, а повредить она, пожалуй, могла. Поэтому мы без обиняков рассказали, что идем из Польши и держим курс на Черновицы, а по дороге хотели завернуть в Глыбокую. Поместье и его хозяева были хорошо известны в окрестностях. Нас отвели в стоящий в стороне домик, где размещались румынские офицеры. Они приняли нас весьма вежливо — видно, здесь уже привыкли к таким путешественникам, как мы. Разговор проходил без затруднений, так как один из них хорошо владел французским, а этот язык неплохо знал Богданович. Я же мог объясниться на русском языке, которым сносно владели несколько румынских офицеров. Они составили протокол нашего допроса и заявили, что в соответствии с приказом обязаны направить нас в штаб полка. Предупредили, что мы не являемся арестованными, но в связи с объявленным чрезвычайным положением они должны задерживать каждого иностранца и направлять его на допрос. На военной повозке с унтер-офицером мы поехали в штаб полка, располагавшийся в небольшом городке в десяти километрах. Такой оборот нас, пожалуй, устраивал. Попрощавшись с офицерами, мы двинулись в дальнейший путь. До места назначения добрались только вечером.

В штабе полка нас провели к дежурному офицеру, который, ознакомившись с рапортом, направил нас еще к одному офицеру, вероятно, из румынской разведки, повторившему допрос. Выяснив все, что его интересовало, он заявил, что мы будем отправлены в Черновицы, в штаб дивизии, так как существует такой порядок. Затем провел нас в какую-то комнату, где стояли две кровати, а дежурному офицеру приказал выставить охрану у окна и у дверей. Как оказалось, мы были задержаны до выяснения за нелегальный переход границы, который влечет за собой привлечение к уголовной ответственности. Однако офицер, сообщивший нам это, был предупредителен и вежлив. Когда мы сказали, что хотели бы поесть, он пошел с нами в ресторан. Мы объяснили, что у нас нет румынских денег, а есть лишь польские злотые. Он спросил, есть ли серебро. Стефан показал ему пять злотых в серебре. Офицер взял эти деньги и дал нам как бы в обмен пятьдесят лей, сказав, что этих денег не только хватит на ужин, но еще и останется. Как выяснилось позже, за пять злотых в серебре всюду давали сто пятьдесят лей. Однако тогда мы этого не знали и были ему даже благодарны. После ужина в полупустом ресторане мы вернулись в свою комнату, у которой уже была выставлена охрана. Мы были впервые задержаны таким образом. Это походило на арест. Однако нас это совершенно не расстраивало. Настроение было хорошее. Мы легли и уже через минуту спали крепким сном. Никто нас не будил и не мешал спать. Поднялись около восьми часов утра. Примерно в десять начали напоминать о завтраке, расспрашивали о нашей дальнейшей судьбе, но безрезультатно — нам ничего не отвечали и никого к нам не впускали. Из комнаты выйти постовые тоже не разрешали. Положение становилось немного неприятным и неясным. Наконец, около двенадцати часов пришел унтер-офицер и отвел нас в канцелярию, в ту самую, где вчера нас допрашивали. Офицер, с которым мы ужинали, передал нас капралу жандармерии, сказав, что еще сегодня после обеда нас отвезут в Черновицы. Мы так обрадовались этой вести, сулившей нам какую-то перемену, что даже совсем позабыли о голоде. Прикомандированный к нам капрал был молодой парень лет двадцати. Его тоже радовала поездка в Черновицы. Он повел нас на находившийся в двух-трех километрах жандармский пост. Там никто нами не заинтересовался. Нас оставили в садике около дома, предупредив, чтобы мы никуда не отходили. Место было красивое. Кругом возвышались крутые, почти отвесные лесистые горы! Мы с интересом рассматривали представший нашему взору пейзаж. Выехать мы должны были в пять часов, чтобы в семь прибыть в Черновицы. Наш конвоир несколько раз заглядывал к нам. Купил нам хлеба и колбасы и больше нами особенно не интересовался. Когда мы рассказали ему, что в Глыбокой у нас есть родственники и что мы хотели бы им сообщить о своем прибытии в Румынию, он ничего определенного не ответил, так что мы не знали, согласится ли он задержаться на станции, чтобы мы могли известить родственников Богдановича. В конце концов мы пообещали ему пятьдесят лей, если он задержится с нами в Глыбокой до следующего поезда, и он согласился. Около пяти часов пошли на железнодорожную станцию, находившуюся совсем близко. Конвоир купил билеты, и мы поехали дальше. Примерно через час поезд прибыл в Глыбокую. Мы вышли вместе с жандармом из вагона и направились в сторону поместья, расположенного в километре от станции.

Вот и усадьба родственников Богдановича — довольно старый дом, окруженный большим тенистым парком. Навстречу нам выбежали две барышни. Одна — совсем молоденькая девушка, почти подросток, с длинными, светлыми, как лен, косами, но смуглая, почти как Зося из «Пана Тадеуша», а вторая — чуть постарше, блондинка. Узнав Стефана, сестры очень ему обрадовались. Меня также приветствовали сердечно и с радостью. Поднялись наверх, где нас представили хозяйке дома, как раз принимавшей гостей — многочисленных родных и знакомых. От пани Кристины (старшей сестры Богдановича) мы узнали, что можем спокойно ехать в Черновицы, ибо у их семейства отличные отношения с властями и нам ничто не угрожает. Она пообещала завтра поехать вслед за нами и поставить в известность обо всем консула Буйновского, резиденция которого находилась в Черновицах. Заверила, что сама позаботится о нас. Как я узнал позже, это была очень толковая и деятельная девушка, полная энергии и желания всячески помогать полякам.