Елена Арсеньева - Сильфида, ведьма, сатанесса (Зинаида Гиппиус)

«Любовь нерассказуема», – изрекла она как-то.

Это не Мережковскому, это ей, Зинаиде, отомстила Афродита. Ибо ревнивы боги, а уж богини-то – подавно ревнивы и завистливы к красоте.

На прошлое она старалась не оглядываться и со своей склонностью к афоризмам выразилась на сей счет так: «Большинство людей не любит, боится лишнего взгляда в прошлое, особенно на себя в нем: а вдруг придется осознать свою ошибку?»

Чтобы не уподобиться этому большинству, Зинаида провозгласила еще пару фраз, которые среди ее современников стали крылатыми: первое: «Взывать к чуду – развращать волю». И второе: «У надежды глаза так же велики, как и у страха».

Положение обязывает, как известно. И Зинаиде, похоронившей надежду на осуществленную огненную и чистую любовь, пришлось довольствоваться тем, что ей мог предложить Дима. И развлекать себя – чем бог пошлет.

А между тем послал он не что иное, как события 1905 года.

Узнав о расстреле мирной демонстрации 9 января (Кровавом воскресенье), Мережковский, Гиппиус, Философов, Андрей Белый и еще несколько их знакомых в знак протеста устроили свою собственную демонстрацию: явившись вечером в Александринский театр (императорский!), сорвали спектакль.

С 1906 года «святая троица» жила в основном за границей, чаще всего в Париже и на Ривьере. Вернулись на родину они уже перед самым началом мировой войны – весной 1914 года.

Они отрицали любую войну, как люди сугубо религиозные. Зинаида Николаевна говорила, что война является осквернением человечества. Свой патриотизм она видела не в том, чтобы, подобно многим тогда, повсюду восхвалять силу русского оружия, а в том, чтобы попытаться объяснить обществу, куда может привести бессмысленное кровопролитие.

Гиппиус утверждала, что всякая война несет в себе зародыш новой войны, порожденной национальным озлоблением побежденного. И тем не менее она не смогла остаться в стороне от общего патриотического поветрия и устроила невероятно трогательную мистификацию, которая, без преувеличения можно сказать, скрасила фронтовые тягостные будни сотням «нижних чинов».

Вскоре после начала войны через полевые почтовые конторы из столицы в действующую армию стали поступать посылки с кисетами, бельем, перчатками и прочим нужным солдатам добром. В кисеты были вложены стихи, подписанные именами: Дарья Павловна Соколова, Екатерина Алексеевна Суханова, Ксения Яковлевна Алексеева. Непременно указывался обратный адрес: Потемкинская улица, дом 7. Понятное дело, что табак и носки были весьма кстати. Но стихи! Они немедленно получили популярность в частях, солдаты переписывали их друг у друга. Чуть позднее они были опубликованы в газетах, в том числе армейских. О них узнала Россия. На фронт полетели посылки и письма со всей страны. А в Петроград, на Потемкинскую, 7, – благодарные письма с фронта.

Приведем стихотворение из письма Аксюши Алексеевой:

Письмецо кладу в мешочек,Напишите мне разочекПро войну да про своеГоремычное житье…А как лягу да засну —Вижу сны я про войну,Про окопы, пулеметы,Про солдатские заботы.Ах, молюсь с утра до вечера,Чтобы вас не искалечило.Чтобы вам давали щей.Всякий день погорячей.Чтоб в окопах было суше.Чтоб прислали вы ответ.Как получите кисет, —Алексеевой Аксюше.Дом мой будет угловой.На Потемкинской, седьмой.Посредине Петрограда.У Таврического сада.

Несколько сотен ответных солдатских писем пришло на Потемкинскую улицу. Вот только одно из них, адресованное Аксюше:

«Из действующей армии от Героя Ивана Кузьмича Корнеева.[3]

Здравствуй, сердечноуважаемая горячо любящая Аксюша. Шлю свой сердечный привет, от всей души желаю быть здоровой. Дорогая Аксюша, сердечно благодарны вашими подарками, которые получены все исполна. Аксюша, интересуюсь вами, и спешу вам известить ну будьте настолько любезны, Аксюша ответьте пожалуйста на мой привет, который с нетерпением ожидаю, и так как на войне интересно получить от какой-нибудь особой барышни, так как я кавалер холостой, интересуюсь особой барышней, хотя такая сичясь времечка – должен забыть всё что есть на сердце!

Когда иду я в контр-атаку.На наглых подлых пруссаков.То сильно я тогда желаю.Побить скорей своих врагов.Побить, с победою вернуться.В родную нашу сторону.И там увидеть поскорее.Тебя, тебя Аксюша одну…»

В 1915 году типография Товарищества И.Д. Сытина, которое выпускало литературу для самых широких народных масс, напечатала книгу «Как мы воинам писали и что они нам отвечали». На обложке значилось: «Книга-подарок. Составлено З. Гиппиус». Уже само упоминание в лубочной книжке имени «декадентской мадонны», известной противницы царизма и войны, удивляло, но образованная публика вовсе впала в смятение, когда из рецензий на книгу стало известно о том, что Зинаида Гиппиус была и автором этих стихотворных писем на фронт. А ставшие легендарными Дарья Павловна, Катя Суханова и Аксюша приходились ей… горничными да кухаркой.

Между прочим, едва ли какая-либо другая из ее многочисленных книг вызвала такой скорый, дружный и благодарный отклик читателей.

Наверное, это смешно.

Хм, все это было бы смешно, когда бы не было так грустно…

Февральскую революцию 1917 года Зинаида Николаевна и Мережковский встретили если не с ликованием, то с большими надеждами. Как и другие символисты, они видели в революции великое духовное потрясение, способное очистить человека и общество. К тому же самодержавие полностью опозорило себя, его презирали. Мережковские радовались, что теперь в правительстве такие же люди, как они, много их знакомых. Но все же понимали, что Временное правительство слишком слабо, чтобы удержать власть. И опасались какой-нибудь пакости со стороны большевиков. Обратимся вновь к дневнику Гиппиус:

«5 апреля. Среда. 1917.

Вот Ленин… Да, приехал-таки этот „Тришка“ наконец! Встреча была помпезная, с прожекторами. Но… Он приехал через Германию. Немцы набрали целую кучу таких вредных „тришек“, дали целый поезд, запломбировали его (чтоб дух на немецкую землю не прошел) и отправили нам: получайте».

Получили…

Октябрьские события в своих «Черных тетрадях» она называла не иначе как «блудодейство», «неуважение к святыням», «разбой».

«27 октября. Пятница. 1917.

Когда хлынули „революционные“ (тьфу, тьфу!) войска – они прямо принялись за грабеж и разрушение, ломали, били кладовые, вытаскивали серебро; чего не могли унести – то уничтожали: давили дорогой фарфор, резали ковры, изрезали и проткнули портрет Серова, наконец добрались до винного погреба…