Евгений Муляров - Джуна

Вообще поведанная в двадцать восьмой главе I Книги Царств история чрезвычайно поучи­тельна. Волшебница выполнила свой долг, сдела­ла то, в чем и заключалось ее земное предназна­чение.

Волшебница она или маг? О том в священ­ном тексте не сказано ни слова. Возможно, по­тому, что само понятие «маг» там не употребля­ется (хотя библейский Соломон считается имен­но магом), или потому, что среди магов не упо­минаются женщины.

Объясняется это разными причинами: отсут­ствием женской формы слова «маг», положением женщины в истории.

Но какая-то загадка в этой истории, несмот­ря на внешнюю и полную досказанность, суще­ствует. Почему Саул приказал слугам отыскать именно волшебницу-женщину? Если ее прорица­ния столь известны, тогда отчего она не подвер­глась изгнанию подобно другим? Может, ее дар был принципиально иным? Может, она была из генерации магов и вызывала тени, как вызывает опытный киномеханик бесплотные тени на по­лотно экрана?

Маг-женщина... Женщина-киномеханик... Два очень далеких понятия, даже составляющие которых не сочетаются между собой, а уж тем более сами понятия!.. А все-таки вчерашняя школьница решила стать не педагогом, не биб­лиотекарем, не продавцом, даже не артисткой, а киномехаником! О чем-то свидетельствует этот выбор.

Итак, Джуна отправилась в Ростов посту­пать учиться на киномеханика. Как жила она в эти годы? Тот, кто был студентом, может легко догадаться. Студенческая стипендия и до сих пор такая — не разгуляешься. А в прошлом она была и вовсе скудной. И если некому помочь, некому подкинуть хоть немножко денег — сиди впроголодь.

Студентам памятен первый день получения стипендии. Если ты человек не экономный или не наделен железной волей, тратится почти вся полученная сумма. Наешься от всей души, так что на еду глаза уже не смотрят. А с завтраш­него дня и до следующей стипендии сиди без денег. Основная пища — чай и хлеб.

Но если студенту можно обойтись самой скудной пищей, в основном налегая на хлеб ду­ховный, то без одежды никак нельзя. А уж при­влекательной девушке красивая одежда просто необходима. Где ее взять? К счастью, Джуна всегда была неприхотлива в быту, а потому и не слишком обращала внимания на такие мелочи. За модой не гналась. Одевалась в то, что мас­терила себе сама.

В те времена в моду вошли короткие платьи­ца. Такие платьица шила и Джуна. Шила из того, что попадется под руку. Когда хозяйка, у которой она жила в Ростове, подарила ей свою старую одежду, то-то была радость! Джуна раз­резала ее на куски, они и пошли на платье. Порой доставались и другие старые рубашки и платья. Денег было в обрез, приходилось подра­батывать, в том числе и стиркой. Отсюда и ста­рая одежда, подаренная жалостливыми клиент­ками.

Но если платье можно смастерить самой, были бы фантазия и вкус (несмотря на всю буй­ную художественную фантазию, Джуна предпо­читала одежду строгую и по сей день не изме­нила своим пристрастиям, хотя носит теперь вещи от самых прославленных мастеров), обувь самой не смастерить.

Единственные босоножки приходилось бе­речь. Джуна шагала, легко касаясь ростовской земли, не только потому, что у нее была летящая походка. Кто мог догадаться, что причина тому и обыкновенная экономия? Ступай полегче, и обувь прослужит долго, будет меньше стапты­ваться.

Но босоножки босоножками, а чаще всего ходила Джуна босиком. Ну и что же, что Ростов большой город? Приличия и запреты каждый создает для себя сам. Как ни странно, горячий, почти раскаленный ростовский асфальт щадил ее ноги, не обжигал, мягко согревал, будто делился теплом. А вдруг и впрямь делился? Вдруг этот материал ощущал, что ступает по нему не совсем обыкновенный человек? Кто знает.

Босоногая, стройная, радостная, бродила она по улицам Ростова. И только перед зданием техникума останавливалась. Из целлофанового пакета извлекалась влажная тряпка, которой протирались ступни, а из сумочки — с величай­шей бережностью — босоножки, которым не было цены, ибо они являлись единственными. Остальной гардероб составляли несколько сши­тых собственноручно платьев, а также юбки и блузки и единственный плащ. Такой она была в Ростове, такой приехала и в Тбилиси, когда по­лучила новенький скрипучий и сильно пахнущий краской диплом.

Город сердца и город судьбы

Дом, в котором спят на столе

Тбилиси воспет неоднократно разными поэтами на разных языках. Кавказ всегда привлекал своей загадоч­ностью. Стоит подумать о нем, и голова кру­жится от переполняющих ее мыслей. Волшебные места, где действительность переплетается с ле­гендой, где история не скучная наука, а реаль­ность, как реальны обступившие со всех сторон горы.

Здесь, возможно, и до сих пор томится при­кованный к скале по приказанию Зевса мятеж­ник Прометей и орел неукоснительно прилетает, чтобы выклевать его печень. И так каждый день из века в век. А что для героя страшнее обы­денности и рутины? Зломысленный Зевс отлич­но знал, как страшнее всего наказать героя, и до сих пор не отменил своего наказания. Подними лицо, взгляни в небеса. Видишь кружащего в го­лубизне орла, может быть, это тот, который ис­полняет суровый Зевсов приказ. Давно нет Зевса, но кружит в небесах орел, и томится скованный, оставленный всеми, кроме орла, Прометей.

Смотришь на Кавказские горы и вспомина­ешь, что именно здесь к Арарату, едва возвы­шавшемуся тогда над водой, пристал библейский ковчег. Так спасся от гибели мир, так выжили люди и животные. Им была оказана высшая ми­лость.

Стоял типичный тбилисский сентябрь, и со­лнце жгло, правда уже чуть-чуть умерив свой пыл.

Джуна шагала по городу, полюбившемуся ей с первых минут. Разглядывала улицы и переул­ки, сутулые, словно люди, присевшие сыграть партию в нарды, да так и застывшие, увлечен­ные интересной игрой. Видела дома с балконами, обвитыми виноградными лозами. Осенний Тби­лиси, будто нарушая все законы природы, дела­ется ярче, красочнее. Летняя зелень и солнеч­ное белое марево сменяется светло-коричневым, оранжевым, лимонным.

Здесь ей предстояло жить и работать. Дип­лом выдан, направление выписано. И она — свободная, повзрослевшая, одинокая посреди ог­ромного и шумного города. Ей еще придется привыкнуть и к утренним выкрикам торговцев, и к эмоциональной грузинской манере говорить, когда кажется, что люди яростно спорят и даже ссорятся, а между тем это мирно беседуют зна­комые, причем не видевшие друг друга лишь со вчерашнего вечера, но сколько нужно друг другу рассказать, жизнь полна новостями.