Максимилиан Немчинский - Раиса Немчинская

В те годы жили они, целиком уйдя в цирковые репетиции, в номер. Каждую копейку откладывали на реквизит. Ничего не приобретали из одежды. Рикки все это, конечно, угнетало. Хорошо еще, что время года было такое, что лишний раз и нос на улицу не высунешь. Да и города не очень располагали к прогулкам. После Красноярска молодая семья переехала в Кемерово.

Кемеровский цирк был с огромным белым портиком в три яруса и с бесчисленным количеством гипсовых колонн. Однако главным его достоинством было для артистов не это, а хорошо отапливаемое помещение. Поэтому и репетировать здесь было одно удовольствие.

Комбинацию с лестницей стали проходить уже на рамке. Сразу стало сложнее сохранять равновесие. Ведь здесь под ногами Жоржа были узкие пластины, а не обширный манеж. Да и Рикки приходилось с особой осторожностью следить за переносом центра тяжести собственного тела, чтобы не сбить мужа с баланса. А ведь ей кроме эффектного арабеска предстояло, встав на последнюю ступеньку лестницы (площадок на ней не было, только небольшие ручки-упоры для стойки), жонглировать факелами. Каждый трюк и каждое движение на лестнице так долго и тщательно готовились внизу, на манеже, что Рикки и Жорж без всяких опасений перенесли репетиции в воздух. Комбинация была настолько отработана, что даже когда горящий факел попал Рикки в лоб, она не шелохнулась, не потеряла баланс. Правда, лоб довольно сильно обожгло и Жорж принудил заменить факелы на никелированные палочки. Вот так, по крохам, придумывался, проверялся трюковой репертуар будущего номера. Остановка была за самим аппаратом.

За все эти годы конструкция неоднократно меняла свой облик. Хотелось, чтобы сам вид аппарата напоминал о воздухе, о небе, о полете. Можно без преувеличения сказать, что мечтами о полете жила тогда вся страна. Ведь это было время первых полетов через океан, попыток покорить стратосферу, фантастических планов изучения других планет. За каждым из этих проектов стояли, как равные, человеческая дерзость и совершенная техника. Было бы естественно, если бы Жорж захотел в новом задуманном аппарате повторить внешний вид какой-ни-будь летательной машины. По тем временам они были достаточно разнообразны и полны той конструктивной романтики, которой жило все искусство начала 30-х годов. Аэропланы, дирижабли, ракеты — здесь было на что ориентироваться и из чего выбирать. Но Жорж сразу же отверг этот путь. Постараюсь объяснить почему.

Цирк всегда стремился заполучить на манеж самые последние технические новинки. Так в цирковое искусство вошли велосипеды, мотоциклы, затем и автомобили. Постепенно пришла пора и летательных средств.

Как раз в 1929 году, когда Рикки появилась в цирке, гимнасты Эдер и Беретто создали свой вариант «Полета на аэроплане вокруг Эйфелевой башни». Гимнастическим аппаратом, на котором шла работа, служил обычный бамбук, соединенный с трапецией. Столь же традиционны были и трюки. Необычность номера заключалась в другом. Бамбук крепился к девятиметровой консоли, в свою очередь поднятой на двенадцатиметровую высоту металлической конструкции, напоминающей Эйфелеву башню. Вокруг этой башни вращалась консоль, увлекаемая пропеллером аэроплана, подвешенного с противоположной бамбуку стороны. Номер был создан как садовый аттракцион, но исполнялся и в цирковых помещениях. Правда, в этих случаях приходилось обращаться к зрителям за помощью. «Товарищи, во избежание длинного антракта, — говаривал, например, знаменитейший по тем временам арбитр чемпионатов шпрехшталмейстер И. В. Лебедев, более известный, как Дядя Ваня, — желающих приглашаем помочь установить Эйфелеву башню!». Зрители охотно откликались, для них помощь «циркачам» была удовольствием.

Но, конечно, номер, из-за громоздкости аппаратуры занимающий целое отделение, требовал для своего самого обстоятельного показа куда меньше времени, чем уходило на его подготовку и разборку.

Следующим этапом освоения цирком летательных средств стал номер на ракете или, как тогда говорили, на «воздушной торпеде». Ее сигарообразный корпус крепился к куполу цирка стержнем, идущим из центра торпеды, и вращался в горизонтальной плоскости. У хвостовых стабилизаторов подвешивался двойной бамбук. Благодаря ему гимнасты Дуглас (под таким псевдонимом Валентина и Михаил Волгины выступали в 1934 году) кроме вольтижной работы получили возможность синхронно исполнять на вращении друг под другом всевозможные флажки и оттяжки. И хотя радиус перемещения бамбука был в этом случае значительно меньше, чем у Эдера — Беретто, но уже сам факт отсутствия под вращающимся аппаратом подпорки с манежа делал номер Дуглас более романтичным и подлинно воздушным.

В 1937 году Алексей Бараненко сконструировал и построил небольшой биплан, самолетик того типа, который летчики ласково именовали «этажерками». Аэроплан этот мог разгоняться по манежу, подняться в воздух и летать кругами над зрительным залом. Потом, как и положено самолету, он снижался, касался колесами опилок и долго бежал вдоль барьера, гася инерцию полета. Как настоящим самолетом, им управлял сидящий в кабине «пилот». Как у настоящего самолета, у него оглушительно ревел мотор. Как от настоящего самолета, от него исходил едкий запах бензина и выхлопных газов. Впрочем, он и был настоящим самолетом. Только связывающий его с центром купола трос, длина которого регулировала радиус полета аэроплана, и делала его цирковым аппаратом. Подчеркивая эту подлинность самолета, Бараненко с партнером работали не в традиционных гимнастических костюмах, а так же как Эдер — Беретто, в летных комбинезонах и даже шлемах. Номер Бараненко был предельно достоверным воспроизведением в цирковых условиях мечты о полете.

И все-таки новаторское значение этих номеров исчерпывалось фактом вращения аппарата. Ведь сами аппараты были лишь различно декорированной модификацией штамберта, с большим или меньшим радиусом вращения, так как вся трюковая работа велась не на них, а под ними, на тех же традиционных ловиторке, бамбуке, трапеции.

Безусловно, вращение придавало самым простеньким трюкам особую эффектность и выразительность. Но оно же делало невозможным исполнение больших маховых обрывов, а именно в этом Немар не имели себе равных среди гимнастов. Жоржу и Рикки изрядно надоел силуэт «абажура», но и мысль об использовании для воздушного циркового аппарата облика какой-нибудь реально существующей летательной конструкции казалась банальной. Хотелось найти более обобщенную поэтическую форму.

После долгих раздумий, споров, случайных вариантов, неумелых набросков Жоржа, тщательно нарисованных эскизов приглашенных художников, бесконечных чертежей конструкторов родилась наконец мысль о луне.