Михаил Кольцов - Испанский дневник (Том 2)

- Как часто у вас бывают собрания членов колхоза? Есть ли у вас какое-нибудь правление или дирекция?

Технический руководитель объяснил, что собрания были только по политическим вопросам, а что касается технических (в это понятие у него укладывалось буквально все), то комитет Народного фронта уполномочил его, технического руководителя, распоряжаться единолично... Он очень удивляется, услышав, что у нас в Советском Союзе под колхозом понимают нечто совершенно другое.

- А не лучше было бы пока отдать часть конфискованной земли отдельным малоземельным крестьянам и батракам, индивидуально или сформировавшимся группам?

Нет, ни алькальд, ни технический руководитель не считают это правильным.

По их мнению, батраки и единоличные крестьяне сами не справятся с землей. У них не найдется для этого ни сил, ни средств. А главное, алькальд беспокоится, как бы чего-нибудь не напутать при распределении земли. Отдать ее легко, а вот выдрать обратно - это вряд ли кому удастся. Поэтому руководящие личности деревни Эль Тобосо решили конфискованные имения пока не трогать, держать их в кулаке, а после войны, когда все разъяснится, тогда видно будет, что делать с землей.

По моей просьбе нам показали конный двор коллективного хозяйства. Хорошая каменная конюшня. Тридцать мулов в стойле. Никогда не представлял себе, что мулы могут быть такие высокие. Тут же лежали сохи - старинные сохи с тупыми, короткими лемехами, каких в России уже нигде не встретишь. Конюхи поили мулов свежей водой, они поснимали береты, увидев "технического руководителя". Все вместе оставляло впечатление добропорядочной помещичьей экономии, управляемой рачительным приказчиком, пока хозяин уехал за границу.

Вышли на улицу - тьма, хоть глаз выколи. В такую тьму не надо быть фантазером и Дон Кихотом, чтобы в завывании ветра услышать вопли вражеских полчищ и в хлопнувшей калитке - выстрел коварного врага. Мелкие группы и банды бесприютных фашистов бродят по дорогам республиканского тыла - днем прячутся в оврагах и пещерах, ночью подбираются к деревням на предмет грабежа и расправы.

- А чем у вас живет деревня после работы? Какое времяпрепровождение, какие забавы?

Алькальд замялся:

- Видите ли, у нас раньше очень многие ходили в церковь. Также и молодежь. Не столько из религиозных чувств, сколько для развлечения. В церкви и кругом нее можно было поглазеть друг на друга, мальчикам высмотреть девочек, а девочкам мальчиков, потихоньку познакомиться, а теперь это отпало, ну и собираться больше негде, сидят по домам или собираются у какой-нибудь сеньориты, у которой есть керосин. Без света мы собираться запрещаем: может выйти соблазн. А старики - те, конечно, спят.

Алькальд привел нас на постоялый двор. Под навесом, у каменной выдолбленной колоды, из которой, несомненно, пил воду Росинант, уже приютился автомобиль. Внутри харчевни, у холодного очага, при свете жалкой коптилки, с кислой миной полулежал голодный Дорадо. Но алькальд, отозвав трактирщика в сторону, шепнул ему пару слов и сразу расколдовал унылую, холодную лачугу. В очаге запылал яркий огонь, на угольях стала подрумяниваться аппетитная баранья нога, оказалось, что в Эль Тобосо можно получать мясо и без рецепта врача, и даже в чрезмерных для желудка количествах.

Кроме баранины хозяин подал к столу не только олью - испанскую похлебку со всякими кореньями и специями, не только чудесный кинтанарский суп, но даже мортеруэло - знаменитый ламанчский паштет из гусиной печенки, могущий поспорить со страсбургским паштетом. Излишне упоминать об огромном кувшине местного вина, грубоватого и хмельного. За все это, как и за постели, как и за огонь в очаге, тобосский трактирщик поутру содрал больше, чем самый дорогой столичный отель. Но, по правде сказать, так не доводилось ужинать за все полгода в Испании. Во сне приснился деревенский богач и обжора Камачо, гневный Дон Кихот требовал у него ордер на кило баранины для больной Дульцинеи, а Камачо смеялся над картонными доспехами печального рыцаря и требовал справку от портного.

5 февраля

От Эль Тобосо до Вилья де Дон Фадрике теперь час езды на машине. Дон Кихот на этот же путь, в обратном направлении, потратил день. Исчисляя суточный пробег Дон-Кихотовой клячи в двадцать пять километров, ученые-сервантисты, своим усердием намного затмившие наших пушкинистов, причисляют Вилья де Дон Фадрике к пяти деревням, где мог проживать герой великого национального романа. Но никогда интуристы не ездят в Дон Фадрике. Им здесь нечего смотреть: деревня как деревня - дома, крестьяне, мельница, колодцы, скот. Зато Дон Фадрике имеет имя внутри страны. Его крестьяне боролись с фашистскими помещиками в годы королевской реакции и в дни диктатуры Хиля Роблеса. Когда им пробовали запретить политические собрания и закрыть Народный дом, они просто выгнали жандармов за околицу и потом две недели, при взволнованном внимании всей страны, с оружием в руках оборонялись от двух карательных батальонов. Фашистским властям пришлось начать переговоры и пойти на компромисс, разрешить снова открыть Народный дом. Деревня всегда обороняла не только свои права, она помогала соседям. Во всей кинтанарской округе и в самом Кинтанаре, если жандармы, или помещики, или помещичья частная охрана начинали что-нибудь против крестьян, те сейчас же посылали за ребятами из Дон Фадрике. И ребята приходили, они учили, как драться с фашистами, и сами первые показывали пример.

В аюнтамьенто (общинный совет) нас окружили большой оживленной группой старики, молодежь, женщины. Стали расспрашивать о Советском Союзе, как там живется, что говорят о войне в Испании, как смотрят на исход. И тут же, вперемежку, рассказывать свои собственные дела, заботы, успехи.

В Дон Фадрике ровно столько жителей, сколько в Эль Тобосо. Но деревня отправила в республиканскую армию четыреста человек. Двадцать человек погибло в боях за Республику, - их имена, пронумерованные, написаны на черной, увитой зеленью мемориальной доске, и еще тринадцать номеров демонстративно проставлены за ними в ожидании новых жертв.

Крестьяне Дон Фадрике борются с фашизмом не только с оружием в руках. Деревня стоит в шестидесяти километрах от Толедо, в ста пятидесяти от Мадрида. Алькальд и комитет Народного фронта организовали регулярные поставки для осажденной столицы. Нет дня, чтобы на Мадрид не ушли два-три грузовика с хлебом, с сыром, с фуражом, с вином, с овощами, с мясом.

- Как, у вас и мясо есть? Вот в Эль Тобосо, там его и для больных не хватает.

Донфадриковцы хмурятся.

- Хватает! Там честности не хватает, вот чего. В Тобосо мяса не меньше, чем у нас, но комитет разрешает его прятать или если продает, то потихоньку и не на Мадрид, а на Левант - там больше платят. А у нас строгий закон: если приезжают с востока, мы отвечаем, что продовольствие имеем, но продавать не можем, потому что снабжаем Мадрид. Ни за какую цену не отдадим, никакими бумагами нас не запугаешь и еще меньше силой. А когда приезжают мадридцы, мы уже их знаем, мы грузим машину доверху и о цене не спорим. А в самом Дон Фадрике мясо можно купить в лавке.